Восток - дело тонкое... К 20-й годовщине вывода Советских войск из ...

[ALEKSO]

Итак, что мы имеем? Шесть автоматов, по десять магазинов в среднем на

каждого, две «Мухи» (РПГ-18), шесть “эргэшек” (РГ-42), да и всё,

пожалуй. И радиостанция Р-148, которой до данного момента и не

пользовались. А это связь со всеми, это возможность рассказать, как нам

плохо, это возможность вызвать помощь. Такие трезвые размышления вслух

восстановили внутреннее спокойствие и у меня, и у моих солдат. Я

совершенно без эмоций вышел на связь с командиром батальона и доложил

обстановку. Я представляю, как все три ротных, стоящих на комбатовской

частоте, обалдевают от того, что они, хоть и гонят “на флажки волков”,

но практически не видят их, а зелёный лейтенант, возглавляющий охрану

КП батальона, при значительных потерях (один сгоревший и двое раненных

плюс подбитый и сгоревший БТР), “мочится с духами” налево и направо.

[ALEKSO]

Сосредоточившись всей группой, включая и раненных, в глухом дворике

где-то пять на пять метров, занялись обработкой пострадавших. Вкололи

каждому в бедро через х/б по тюбику промедола, наложили повязки. Я

параллельно оценивал обстановку. От основной цитадели комбата мы

удалились метров на пятьдесят – семьдесят, причём на другую сторону

улицы. Трассеры, извергающиеся из горящего БТРа, представляли собой

непредсказуемое броуновское движение с одной стороны, и, уже прицельный

огонь “духов” с другой стороны исключали, пожалуй, всякую возможность

благополучного возвращения на КП батальона. Тем более два снаряда в

одну воронку не падают»,- думал я, памятуя об утреннем происшествии.

[ALEKSO]

Но бежать в полный рост душманы нам не позволили. Сначала один, потом

второй боец упали слева и справа от меня, не сдерживая криков боли. Я

молниеносно определил у обоих ранения в ноги и решил, что доползти под

защиту стен они смогут самостоятельно. С оставшимися солдатами уже

ползком мы продолжили путь к горящему БТРу. Нас подстёгивали крики

горящего внутри человека, но и при этом те же десять – пятнадцать

метров мы под пулями преодолевали минут восемь – десять, а этого вполне

хватило, чтобы машину полностью охватило пламенем, да так, что жар не

позволял приблизиться ближе, чем на три метра. И тут раздались первые

разрывы от боекомплекта БТРа. Уже свои пули от КПВТ и ПКТ, взрывы

гранат внутри машины явились не меньшей опасностью, чем обстрел врага.

И замер голос внутри… Я чуть ли не облегчённо подумал, что ему уже

никто и ничто не поможет, а, значит, пора заняться своими потерями.

[ALEKSO]

Вообщем-то, сил и средств хватало на то, чтобы не дать себя в обиду и

устроить “духам” настоящую баню. Но беда пришла с другой стороны…
Видимо, не сработала система оповещения и один БТР взвода связи нашего

батальона, стоявший на улице, не сменил позиции, оставшись открытой

мишенью. “Духи” (они и есть духи) в количестве двух человек

материализовались в метрах сорока от БТРа. И, спустя секунду, ухнул

гранатомётный выстрел. Граната прошила борт бронемашины в районе

бензобака. Мгновенно вспыхнул огненный гриб. Из машины раздался

истошный нечеловеческий крик, от которого не только у меня, наверное,

пробежал мороз по спине. Срезать “духов” никто не успел. Но сейчас было

главным вытащить того, кто сидел в подбитом БТРе. И поэтому, поливая

улицу свинцом, я с группой в пять человек бросился к машине.

[ALEKSO]

Слова замполита несколько успокоили меня, но не переубедили в моей правоте.
А между тем, подразделения батальона наскочили на группы “духов” и

будто разворошили пчелиный улей. Огрызаясь поначалу редкими автоматными

очередями и разрывами базук, душманы местами стали делать дерзкие

попытки прорвать кольцо окружения. И, наконец, трагическая развязка

этих попыток наступила в районе КП нашего батальона.
Мы уже сразу поняли, что душманские группировки вопреки замыслам

командования оттеснялись в нашем направлении. Изменить это направление

было уже невозможно. Все, находящиеся на КП заняли боевые позиции.

[ALEKSO]

И уже когда я стоял во дворе и нервными движениями прикуривал с пятой

спички сигарету, ко мне подошёл замполит и стал кропотливо объяснять,

что искусство командовать и заключается в том, чтобы заставить

подчинённых выполнить любой обдуманный приказ.
«Ты для этого и поставлен,- сказал он,- чтобы руководить действиями

подчинённых, а не выполнять задачи вместо них. И потом, вряд ли

кто-нибудь из сержантов сможет сегодня заменить погибшего командира.

Наконец, гибель молодого офицера, без году неделю находящегося в

Афганистане, равносильна для комбата снятию с должности. Так что не

сердись на командира и постарайся его понять. Ведь он тебя жалеет».

[ALEKSO]

«Дурак! Безмозглый дурак! Балбес!»- брызжа слюной, кричал на меня

комбат, - «Какое ты имел право принимать такое решение? У меня же

солдат четыре сотни, а командиров взводов по пальцам перечесть.… А ты

подумал о последствиях для всех и для меня, если бы ты погиб? Пацан!

Погеройствовать захотелось? Хрен тебе, а не представление к награде!

Мальчишка в погонах!!!
Я стоял навытяжку, сжимая кулаки и еле

сдерживая слёзы гнева и ненависти. Вот сволочь, вот гад, за что он меня

так! Хоть бы спасибо сказал.
Вместо этого… Кру-гом! Шагом – марш!

[ALEKSO]

Осмотрел машину свою и другую. По два колеса были пробиты на обоих

БТРах, но компрессоры уже качали в них воздух и приводили “броню” в

боевое состояние. Подлетел командирский БТР капитана Киселёва. Рыжий

исполин облапил меня мужскими объятьями, чмокнул в щёку и сказал:

«Шура! Спасибо тебе! Пузырь с меня!» И ещё раз хлопнул по плечу.
Чёрт побери! Приятно ощутить такую грубую, но от всего сердца

благодарность от кавалера двух орденов Красной Звезды, трижды раненного

в этой стране мужественного человека.
Окрылённый я тронулся на КП батальона. Воображение уже рисовало летящий

в Москву наградной лист, где обязательно должны быть такие строки: «… и

тогда лейтенант N., рискуя своей жизнью для спасения экипажа машины,

лично пробрался к БТРу и умелыми действиями вытащил его из-под огня,

проявив при этом образец мужества и героизма…»

[ALEKSO]

Пришлось вылезать из такой “приятной” наезженной колеи и, огибая БТР с

правой безопасной стороны, пробираться к люку. Видно, бог мне помог

выполнить этот манёвр без последствий, если не считать ободранные в

кровь локти и колени. Но разве можно это принимать во внимание, если на

кону стояла моя жизнь. Всё остальное промелькнуло как в быстром немом

кино, быстрые короткие команды в эфире и четыре мотора двух БТРов

начали битву за жизнь машины и экипажа, А я, уверенный в неизбежной

победе, восторженно, но с внешней невозмутимостью, ловил на себе

восхищённые взгляды сидевших в бронемашине солдат. Как же! Спаситель!

Предвкушение торжественного доклада комбату о выполненной задаче

распирало меня. Выйдя двумя машинами в безопасное место, я спешился

вместе с остальными, дал команду отцепить крюк, собрать лебёдку.

[ALEKSO]

Не ради кого-то. Хотелось дышать, есть, пить, не испытывать боли. А

потом самому стало до истерики смешно. Ну а как ты вернёшься в исходное

состояние, когда принял уже это важное для себя решение? И потом на

тебя смотрят со всех сторон – через щели дувалов, через триплексы

БТРов. Весь радиоэфир в эту минуту забит вопросами и ответами о тебе,-

как он там? У него пока всё в порядке! И последние мысли привели в

порядок голову и тело. И вот я у кормы БТРа. Не помню, сколько раз я

поднимал и опускал руку с крюком, чтобы зацепиться за форкоп. Мне всё

казалось, что “духи” целятся именно туда. Наконец удалось..
Но мне предстояло ещё как-то залезть в этот злополучный БТР, чтобы

приступить к операции по вытаскиванию. Пролезть к боковому люку под

колёсами было невозможно, ибо машина по брюхо сидела в грязи.