Восток - дело тонкое... К 20-й годовщине вывода Советских войск из ...

[ALEKSO]

Выкидываем к чёртовой матери из карманов плавжилетов ватные мешочки и

закладываем туда 10-12 снаряжённых магазинов, запасные батареи к

радиостанции, сигарет пачек 10, туалетные принадлежности,

топографическую карту. Эта сбруя намного важнее, чем дурацкий

бронежилет, который насквозь пробивает и АКМ и БУР и недоступен лишь

пистолету и ППШ. Для кого же вы его делали, козлы несчастные, что

наверху сидят? Разве что для ваших телохранителей.… По этой же причине

никогда не одевали касок. А полусапожки армейские, так ими только

дерьмо месить; заменили их на кроссовки. Вот и получается, что за сорок

мирных лет военная машина ничего не придумала для облегчения тяжёлого

солдатского труда. А кто нас научил хлоркой вытравливать х/б, делая из

него маскхалат? А перед боем мазать лицо сажей – кто учил?

[ALEKSO]

Сволочи! Мы тут на политзанятиях с пеной у рта доказываем солдату, как

вовремя подоспела наша дружественная помощь афганским дехканам! Что-то

ни одного друга-афганца я тут не встретил… Непримиримые, ненавидящие

глаза, выстрелы в спину, мины на дорогах и… ни одного букета цветов, ни

в одном кишлаке. А мы, воодушевлённые “решениями Партии” вытаскиваем из

огня раненых ребят, радуемся орденам и медалям, обмываем их вместе с

новыми офицерскими звёздочками, с любовью вспоминаем своих близких,

хотим выжить в этой войне, но боимся выдать свой страх. Страх этот мы

засовываем в самый дальний уголок вещь-мешка, который закладываем

патронами и гранатами (сколько унесёшь), отказываясь от сухого пайка,

Выказывая своё пренебрежение к смерти, на голое тело надеваем

бронежилеты, а чаще даже не надеваем, а пользуемся плавжилетами

(которые в изобилии в ЗИПах БТРов), давая им совершенно другое

предназначение.

[ALEKSO]

«Почему,- размышлял я,- так получается… Погиб сержант, отправят

цинковый гроб в Союз, пышно похоронят парня, а там и забудут про него

все… все, кроме отца и матери. Мало того, что за неполные двадцать лет

пацан ничего не увидел, да и не сделал ничего. Ради чего погиб? Ради

чего жил? Кто отец, мать? Скромные учителя, простые колхозники, рабочие

клячи на заводе. Ведь у всех солдат, сержантов, прапорщиков, офицеров в

учётно-послужных карточках, личных делах простые метрики, неблагородная

родословная, обычные родители. А где же внуки Брежнева, сыновья

Устинова, зятья министров и командармов? Ни одного я не встретил там за

всю службу. И сам бы мог стать таким, если бы согласился на предложение

тестя – высокопоставленного профсоюзного деятеля не ехать сюда. Выходит

мы дети рабочих и крестьян – пушечное мясо?! А они там белая кость? А я

думал, что я офицер – белая кость. Не кость, а так – косточка…

[ALEKSO]

По прибытию в бригаду, не разоблачаясь из бронежилетов, с автоматами за

спиной зашли в офицерскую палатку – канцелярию роты; каждый офицер и

прапорщик бросил на стол все деньги, что имел с собой – на помин, я

вытащил из брезентовой сумки красную от крови пачку денег и прибавил к

общей сумме. Всё это делалось молча и без объяснений. Как будто по

предварительной договорённости Шура Рыльщиков сгрёб все деньги в

панаму, вскочил на БТР и поехал к лётчикам за водкой.
Вечером собрались как обычно за столом. В полной тишине выпили по-первой. Помолчали.
Потом до мельчайших подробностей снова рассказал про сегодняшний бой. И

в уме как будто второй раз его провёл. С каждым стаканом тело

становилось всё более ватным, на разум не мутнел.

[ALEKSO]

«Товарищ лейтенант»,- позвал меня замкомвзвода. Я увидел в его

окровавленных руках матерчатый узелок. Развязали – деньги, афгани,

пакистанские риалы. «Тысяч десять»,- подумал я и бросил деньги в чехол

от радиостанции. Вышел на связь с ротным, обрисовал обстановку, получил

приказ взять трофеи, труп сержанта и выходить к бронегруппе. Медленно,

с громадной тяжестью на душе шли мы к БТРам, Ивана несли по очереди.…

Возле бронегруппы нас встретила собравшаяся рота, фельдшер

констатировал смерть сержанта, хотя это выглядело очень глупо и

неуместно, чай не дураки же рядом. Подъехал комбат, подошёл ко мне, не

говоря ни слова, положил руку на плечо; знал, что слова не принесут

облегчения. Но я чувствовал, что он был рад, что в живых остался я.

Батальонная колонна тронулась домой.

[ALEKSO]

Через минут пять три АГСа выплюнули по двадцать девять гранат.

Душманская огневая точка захлебнулась в огненном смерче, покрылась

чёрной пороховой гарью. С последними разрывами, с матом и молитвами мы

ринулись на духов, поливая свинцом всё, что попадалось на пути. И вот

цель. В глаза бросились шесть-семь человек, пятеро из которых не

подавали признаков жизни, а остальные, окровавленные, жалко поднимали

руки, затравленно глядя на наши зверские рожи. Лютая ненависть не дала

ни минуты на размышления. В пятнадцать автоматов и в считанные секунды

мы превратили их в груду мяса. «Суки, сволочи, гады»,- снимал каждый

свой стресс, платил за тот страх, который охватил всех в эту позднюю

минуту. Серёга Несякин потом обошёл каждый труп, сделав контрольный

выстрел в голову. Итак, семь духов, один пулемёт ПК, два Калашниковых,

три БУРа, один гранатомёт, кучка американских ручных гранат,- вот плата

за твою смерть, Ваня.

[ALEKSO]

Его прошили две пули – одна в грудь, другая в шею. Х/б и бронежилет

были буквально залиты липкой, густой, тёмной кровью. А лицо стало уже

землисто-жёлтым, открытые глаза бессмысленно смотрели куда-то в небо.

Большие зелёные мухи облепили кровавое месиво. Как он был непохож на

живого Ваньку, шибутного на привале и упивавшегося своей командирской

властью во время боя. Настоящий командир, подумал я, и даже погиб

первым, прежде чем послать на смерть подчинённого. И до того мелочной

показалась мне эта сумасшедшая война в сравнении со смертью Вани.

Господи! За что? Во имя чего погиб Иван Илиеску? Что принесла его

смерть родителям, стране, Родине?!
Ладно, мёртвого не оживить;

десятки глаз смотрят на меня: командир, что будем делать? Отбросил к

чёрту эмоции. Вызвал по радиостанции ротного, доложил обстановку,

попросил помощи огнём, обозначил своё местоположение оранжевыми дымами,

дал ракету красного огня в сторону душманов.

[ALEKSO]

Только счастливый случай спас нас от собственных гранат.
- Хватит, Размах-4, хватит!!! – заорал я в ларингофон.
- Первый! Вы все живы? – спокойно спрашивает Толик.
- Слава богу, вроде бы да, - ответил я, лихорадочно размышляя, что же делать.
Мои сомнения разрешил голос в эфире:
- Размах-1! Я – 11-ый! У нас 021 (труп)!
Грязно выругавшись, плюнув на опасность, я вскочил и в полный рост

диагональными перебежками пересёк эти злосчастные сто метров,

отделявшие нас от гибнущей группы. Мои “рейнджеры” в точности повторили

мой манёвр. Мужики из 11-ой группы прильнули к дувалу и окошкам

кишмишовки и скупо вели огонь по душманскому пулемёту. Сзади них лежало

тело, накрытое солдатской плащ-палаткой. Я откинул край палатки – на

земле лежал командир группы Ваня Илиеску.

[ALEKSO]

И первый пополз по арыку вперёд. За мной снайпер, мой телохранитель и

переводчик Норов, пулемётчик Ягофаров, замкомвзвода Несякин, Болтаев …

всего десять человек. Не проползли и десяти метров, как противно

защёлкали душманские пули. «В чём дело,- думаю, - вроде бы арычок

глубокий, скрывает нас полностью, а “духи”, словно насквозь видят нас и

сопровождают огнём». Потом дошло. Ё-маё, антенна от радиостанции, что

на моей спине, торчит метра на полтора над арыком. Она-то меня и

выдаёт. Кричу по радиостанции, прежде чем свернуть антенну:
- Размах-4! Я первый! Поработай над нами в сторону “духов” из АГС! Мочи нет, прохода не дают, гады!
Толик Парахин, 35-летний прапорщик, командир четвёртого

гранатометно-пулемётного взвода нашей роты, навёл свои АГСы и дал три

очереди по три гранаты.
Та-та-та! Та-та-та! Та-та-та! – прозвучало над нашими головами. На нашу

беду гранаты сдетонировали в листве прямо над нами и веер смертоносных

осколков разлетелся над головами.

[ALEKSO]

И они поползли. Мы, в свою очередь, стали чаще стрелять, чтобы отвлечь

внимание “духов”. Время шло, а результатов никаких. Запрашиваю сержанта

по радиостанции. В ответ – тишина. Вдруг голос в эфире:
- Размах-1! Мы подошли к нему, он видит нас, бьёт прицельно, головы не

поднять. Перед нами поле. До него через поле гранатами не докинем!
- 11-ый! Я – Размах-1! Рядом есть что-нибудь, где можно спрятаться?
- Я – 11-ый! В двадцати метрах справа “кишмишовка”.
- Двигайте туда. Через пять минут обработаем “духов” АГСами, потом попробуем пойти дальше.
А ещё через десять минут:
- Размах-1! Я 11-ый! У нас трёхсотый (раненный)!
Я вздрогнул. Этого ещё не хватало. Надо что-то делать. Нельзя тянуть.

Сейчас “духи” опомнятся, отрежут маленькую группу от меня, потом сам

бог им не поможет. Принимаю решение – идём к ним.