ПОЭЗИЯ ПОРУГАННЫХ НАДЕЖД (От трудармейских нар до выездной Люфтганзы

Нелли Ваккер(род. в 1918 г.)

СТИХИ ВОЕННЫХ ЛЕТ * * * * * 1941-1945
* * * * * * * * * ****

О как далека ты, моя звезда...
Надежда одна лишь не спит
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *в ночи.
Плачет ребенок мой. Ветер скулит.
И кажется мне, что стонет весь
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * мир.
И не ветер скулит, — плачет земля.
А ты так далеко, моя звезда...

* * * * * * * * * * ***

Нет, мы не на смертельном рубеже,
не там, где проливают кровь солдаты.
Далекая от фронта деревенька,
и здесь войной зовутся голод,
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * горе
и ожиданье с фронта письмеца...
Кто знал, что женщине по силам все!
Она и мерзнет, да не замерзает.
Не ест сама, зато детей накормит.
Над похоронкой плачет по ночам.
Но дети вот... Они так изменились.
И за войну- заметно повзрослели.
Печальны их голодные глаза.
Звенит мороз, и в латаной одежде
они бегут без опозданья в школу.
В снегах дрова мы рубим у Тобола
и тащим их потом на санках в классы.
Шинят в печи волшебные поленья
и согревают маленьких теплом.
Тетрадей нет, нет книг и нет чернил...
Нет света, перьев и карандашей...
Дрожащая коптилка светит тускло...
Учебник чтенья — пушкинские сказки,
ну а тетради — старые газеты.
Чернила — сажа и свекольный сок.
А перья — смех! — гусиные, как встарь...
И школьник — мальчик, важно говорит:
— * Смотри, ошибок допускать нельзя!
Ведь мы все пишем, как писал сам
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Пушкин ! —
Глядите сами — вот его портрет!

ГербертГенке(род. в 1913 г.)

МОЙ ВЕК (отрывок гапоэмы)

Ты помнишь это?
Снег и лед.
Тайга, тайга, мороз, работа.
Мы валим лес.
Здесь путь пройдет —
сквозь дебри
и через болото.
Не фронт ли это? Горла хрип,
дыханья белые кристаллы.
При каждом шаге — скрип да скрип.
Стволы звенят, как из металла.
Что для страны дремучий лес? —
бруски, подпорки, бревна, балки.
Как мачты, елки до небес —
и вот уже лежат вповалку.
Где залегает рудный плод,
туда проходят рельсы трудно.
Там нужно выстроить завод
и вырастить до неба трубы.

Не скоро солнце повернет,
чтоб лаской одарить лучистой.
Мы валим лес. Все снег, да лед.
Метровый снег под коркой льдистой.
Кому легко?
Война идет.
Тем женщинам в полях метельных?
Бойцу, ползущему вперед
под пулями в под шрапнелью?
Здесь вечерами у печи
кто бросит умное словечко,
кто вспомнит тех, кто разлучил.
Кто в прошлое скользнет от печки.
А сердце женское вдали
полно тоской и жаждой мира.
О, сколько звезд во тьме сожгли,
любовь оставив в черных дырах.
Я вижу милое лицо
и слышу первый шаг сыночка,
и дорогое письмецо
опять читаю с первой строчки.
Мы чувствуем — идет погода.
Март. Но мороз еще при нем.
Плоты сбиваем день за днем,
чтобы успеть до ледохода.
Река во льду, но в глубине
и здесь в лесу кипит работа.
Ты помнишь? И теперь во сне
я мокрым становлюсь от пота.
Потом, как из засады, нас
накрыла оттепель дождями.
Я содрогаюсь и сейчас
от ужаса. Всегда он с нами.
Вскипает в ярости река
перед чудовищным затором.
Трещат из льдин
и бревен горы,
и воды прут на берега.
По дамбе волны хлещут плеткой,
а там и рельсы, и жилье.
Вот время и пришло твое...
И ты садишься
смело в лодку.
Ты показал, что медлить — грех.
Стволы толкаешь между льдами.
Слетает оторопь со всех.
Мы пробиваем брешь жердями.
Трещит плотина
под струей,
вздымается, и вот — крушенье.
Все кончилось
в одно мгновенье.
В неравной битве
пал герой.

Смеются люди на перроне
и ток бежит по проводам.
Ты не увидишь света там.
И не прокатишься
в вагоне...

Роза Пфлюг(род, в 1919 г.)

TO БЫЛО В ИЮНЕ

To было в июне,
в июне.
И утренняя звезда
сияла, как наши взоры.
Мы вместе — и навсегда.

Луга и леса в цветенье.
И так должно быть всегда.
Благословляло нас лето
на будущие года.

То было в июне,
в июне.
Нас мир манил голубой.
О, жаворонки, о, трели,
о, луг с зеленой волной!

Не думали, не гадали —
внезапно нагрянул шквал.
Доносы. «Враг. Заключенье
и... без вести он пропал...

То было в июне,
в июне.
Двадцать второго числа.
Далекая канонада
все вокруг потрясла.

Дни пролетали мимо
сотнями черных стай,
А вот *— голубьбелый —
победоносный май!

То было в июне,
в июне.
Короткая справка: он
от обвинений ложных
посмертно освобожден.

Луга и леса в цветенье.
Как прежде. О, милый мой,
что это теперь меняет?
Я больше не буду мной.

Константин Коппель(судьба неизвестна)

ДАЛЕКО У САМОЙ ВОЛГИ

Далеко у самой Волги,
в доме на родной реке,
мама песенку мне пела
на немецком языке.

Тридцать лет качалась песня
колыбельною волной.
Я не знал, что это счастье
может кончиться войной.

Бабьим летом в сорок первом
задымили поезда.
Прочь прогнали «колонистов»
из родимого гнезда.

А потом уже в Сибири,
где мотив любви исчез,
мы, мужчины, в трудармейских
лагерях валили лес.

Чуть поздней в тайгу пригнали
женщин с пилами в руке.
Хватит петь детишкам песни
на немецком языке.

Мамы плакали о детях
и сгибались от тоски.
Стыли слёзы, острый голод,
как топор, стучал в виски.

Хоронили их без гроба,
рядом не было семьи.
Эх, могилки-колыбелки,
горки снега и земли!

Далеко у самой Волги,
в доме на родной реке,
мне бы песенку послушать
на немецком язык

Эрна Гуммель(1914-1988)

РОДНОЙ ЯЗЫК

Из-за тебя потерян дом родной.
Из-за тебя унижена судьбой...
Он был всегда, твой ласковый мотив,
в моей душе на струнах грусти жив.
Из-за тебя смеялись надо мной,
из-за тебя бывала я немой...
Но если выбивалась я из сил,
ты был со мной, и ты меня хранил.
Из-за тебя трудяги шли в рабы,
могилы рылись, грудились гробы,
но ты был мой, и ты был мной любим,
как очага родного сладкий дым.
Когда же трижды прокляли тебя,
я шла с тобой, твои слова любя.
Когда друзья мою забыли дверь,
ты был моей отрадой, уж поверь!
Я виноватой стала без вины,
но ты входил в мои больные сны,
и я всегда впадала в нервный плач,
когда твои слова кромсал палач.
Ты говорил: «Давай-ка без обид!
Все правда высветит, и победит.
Кто был ко мне порой несправедлив,
разучит мой доверчивый мотив.»
Я верила тебе, язык родной,
и снова обретая свой покой,
я из тебя пила, и твой поток опять
мне сердце оживить помог.
Ведь если выбивалась я из сил,
ты был со мной, и ты меня хранил,
а что из-за тебя теряла вдруг,
в общении с тобой найду, мой друг!

Bettelkind in Sibirien
Reinhold Frank

Es trippelt und stolpert bei Schnee und bei Wind
auf sibirischen Wegen ein deutsches Kind.
Die Eltern, die nahm man ihm weg mit Gewalt,
und Oma liegt krank, und der Ofen ist kalt.
Drei Tage kein Brot mehr im Haus –
da trieb es der Hunger zum Betteln hinaus.
Fremd ist ihm die Sprache im weltfremden Ort,
es kennt nur ein einziges russisches Wort.
Statt „Brot“ sagt's jetzt „Chleb“,
und streckt sein Handchen vor,
steht frierend vergebens vor manch fremdem Tor.
Man sto?t es und jagt es mit Drohungen fort:
„Verschwinde, Verfluchter, zieh weg aus dem Ort!“
Ihn schwindelt vor Hunger, die Kraft geht ihm aus,
der Abendwind schiebt es zum Dorfe hinaus.
Die Nacht ist so dunkel und frostig der Wind, -
sibirische Stra?en gefahrenreich sind.
Der Sturm rast voruber. Die Wolken ziehn ab.
Am Wegrand erstarrt liegt ein Kind ohne Grab,
sein flehendes Handchen zum Himmel gereckt,
von schneewei?em Leichentuch gnadig bedeckt.

Эдмунд Гюнтер(1922-1982)

КАРТИНА ПРИРОДЫ

Земля прекрасна, зеленеют нивы,
течет река, в цвету долина. Но
смотрелась бы природа сиротливо,
когда б не чудо в ней еще одно.

И синь реки, и травы в изобилье
на берегу. Роса в траве блестит.
Когда бы здесь еще деревья были,
во сколько раз прекрасней был
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * бы вид.

В цвету долина. Ветерок с кочевья
нектар и солнце ласково струит,
в груди напев восторженный звучит.
Когда бы здесь еще росли деревья,
во сколько раз прекрасней был бы вид.

А луг в цветочных грезах утром рано!
Туманом розовым окутанный, он спит.
Какой пейзаж! Как сердце он пленит!
Когда б деревья вышли из тумана,
во сколько раз прекрасней был бы вид.

О, дальний край, твой свет не потускнеет.
Родной мой волжский голубой простор.
Там у дорога дом. И зеленеет
Там дерево у дома до сих пор.

ДоминикГольман(1899-1990)

МОЯ РОДИНА

Где река-Караман струится
у песчаных кос быстрей,
где в слезах старушки-ивы
наклоняются над ней.
Где плывет туман над пашней
в зное солнечного дня,
там, на Волге, там, на Волге
счастье — родина моя.

Там, где жаворонки утром
с песней рвутся в облака,
где летят над степью кличи
пароходного гудка,
там, где каждый холм и камень
с малолетства знаю я,
там, на Волге, там, на Волге
радость — родина моя.

Там, где церкви золотеют,
спелых яблок красноцвет,
там, где сочные арбузы
зазывают на обед,
где табак немецкий курит
озорная ребятня,
там, на Волге, там, на Волге
детство — родина моя.


Там, где я любовь и дружбу
в жизни в первый раз узнал,
где при счастье и невзгодах
прочно на ноги я встал,
где отец мой работяга
вечным сном почил, друзья,
там, на Волге, там, на Волге
там лишь родина моя.

Фрида Кирш
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ

Мы не творили злодеяний,
но выпал нам удел страданий.
Забудь мы свой язык родной,
была бы жизнь у нас иной.
И наши дети бы едва ли
зло произвола испытали.
Как часто приходил домой
мой сын из школы сам не свой.
О, мама, в чем я виноват?
Меня все дразнят и хулят.
— Фашист! — в лицо мне класс кричит.
Учитель слышит — и молчит.
Я в школу не хочу, устал я,
я не хочу, чтоб рисовали
на ранце свастику мелком.
Фашист... Но я-то здесь при чем?
И малыша я утешаю:
«Есть люди добрые, я знаю.
Поверь мне. что настанет час,
и жизнь порадует и нас.
Что делать, мы терпеть должны,
пока поймут, что нет вины
на нас, и людям злым тогда
краснеть придется от стыда».

Г. Зитнер
* * * * * * * * ****
He для меня раскрылись розы,
и ликование в стране,
не для меня цветы пестреют
там, в нашей волжской стороне.

Не для меня струится Волга
на юг в победной тишине.
Чужие мы в своей отчизне,
и в кратком дне, и в вечном сне.