Крошка. Три дня и три ночи из жизни немецкого студента.

[admin]

— Прошу прощения, сударыни! Не смею долее беспокоить вас своим присутствием; надеюсь, мы еще вернемся завтра к нашим философическим дискуссиям.

Не успела дверь захлопнуться за мной, как я услышал голос госпожи Пахт:

— Ну и болван!

«Все идет, как надо,— подумал я, входя к себе,— болванам всегда везет».

Барон — законченный простак — прислал, как было условлено, роскошный подарок — женский несессер черного дерева с золотой инкрустацией. Я ответил запиской:

«Любезный Носорог!

Завтра на лекции по уголовному праву я сообщу тебе результаты.

Аптекарь, тапи ргорпа*.

Р. 5. Будь добр, пришли мне твои сани — хочу немного рассеяться. Ты, я знаю, сейчас станешь обедать, потом — спать, экипаж тебе не понадобится, так что жду».

Такого одолжения барон до сего дня не оказывал никому. Через полчаса санный выезд стоял у моих ворот.

— На заставу Блинде-Ку,— крикнул я вознице.

Через эту заставу я впервые вступил в город, намереваясь изучить в местном университете теорию права, чтобы затем всю жизнь ею пренебрегать.

В первые два года учения я сменил семь квартир. Теперь, с помощью барона, я хотел мимоходом воскресить обстоятельства и места моих былых похождений.

— Налево, улица Р.

Мы проехали мимо двухэтажного особнячка, низ которого занимало сразу пять скорняжных мастерских. А во втором этаже, за двумя крайними окнами, я провел без малого три месяца. В остальных комнатах располагалась хозяйка, женщина видная, но уже под сорок, вдова богатого меховщика. Наш роман длился два месяца, но с тех пор я дал зарок не влюбляться в сорокалетних дам, тем более в меховщиц.

— Направо, улица М.

Вот дом, которого мне не забыть никогда. Наверху жил я, а внизу — моя Генриетта, француженка-модистка, снедаемая чахоткой; неземные ее прелести подчас наводили меня на мысль, что чахотка — это недуг ангелов. Однажды вечером она послала ко мне сказать, чтобы я не шумел, ей, дес-
* Собственную руку приложил (лат).