— Прошу прощения, сударыни! Не смею долее беспокоить вас своим присутствием; надеюсь, мы еще вернемся завтра к нашим философическим дискуссиям.
Не успела дверь захлопнуться за мной, как я услышал голос госпожи Пахт:
— Ну и болван!
«Все идет, как надо,— подумал я, входя к себе,— болванам всегда везет».
Барон — законченный простак — прислал, как было условлено, роскошный подарок — женский несессер черного дерева с золотой инкрустацией. Я ответил запиской:
«Любезный Носорог!
Завтра на лекции по уголовному праву я сообщу тебе результаты.
Аптекарь, тапи ргорпа*.
Р. 5. Будь добр, пришли мне твои сани — хочу немного рассеяться. Ты, я знаю, сейчас станешь обедать, потом — спать, экипаж тебе не понадобится, так что жду».
Такого одолжения барон до сего дня не оказывал никому. Через полчаса санный выезд стоял у моих ворот.
— На заставу Блинде-Ку,— крикнул я вознице.
Через эту заставу я впервые вступил в город, намереваясь изучить в местном университете теорию права, чтобы затем всю жизнь ею пренебрегать.
В первые два года учения я сменил семь квартир. Теперь, с помощью барона, я хотел мимоходом воскресить обстоятельства и места моих былых похождений.
— Налево, улица Р.
Мы проехали мимо двухэтажного особнячка, низ которого занимало сразу пять скорняжных мастерских. А во втором этаже, за двумя крайними окнами, я провел без малого три месяца. В остальных комнатах располагалась хозяйка, женщина видная, но уже под сорок, вдова богатого меховщика. Наш роман длился два месяца, но с тех пор я дал зарок не влюбляться в сорокалетних дам, тем более в меховщиц.
— Направо, улица М.
Вот дом, которого мне не забыть никогда. Наверху жил я, а внизу — моя Генриетта, француженка-модистка, снедаемая чахоткой; неземные ее прелести подчас наводили меня на мысль, что чахотка — это недуг ангелов. Однажды вечером она послала ко мне сказать, чтобы я не шумел, ей, дес-
* Собственную руку приложил (лат).
|