Из пятнадцати вечерников только четверо вытянули на аттестат зрелости. Нагрузки для семейных людей были невыносимые. Мы же с Колькой этого не чуяли. Дн?м работали, я в совхозной столярной мастерской, а Колька на стройке в СМУ, с семи вечера и до самой полуночи мы грызли с ним за партой гранит науки. После полуночи мы с другими молодыми вечерниками лезли через окно в уже закрытый деревянный сельский клуб и играли там до тр?х ночи в биллиард. Утром подъ?м и вс? снова по тому же самому кругу.

До Кубы Колька не доехал. Сняли с поезда где-то под Новосибирском и отправили домой. Я тоже удирал из дома, но не так далеко и не настолько долго. Влетало мне за это по самое заднее число. Не могу представить как бы мне влетело, если бы я удрал на Кубу. Кольке же этот номер пролез без особо ужасных последствий. Своих детей Коноваловы не наказывали. Может быть поэтому Колька рос с детства поэтом. Девятого класса в Ае не было и мы пошли с Колькой в вечернюю школу рабочей молод?жи. В десятый класс набрали тогда аж 15 человек. Некоторые ученики были намного старше нас. Как, например, Колькин брат Владимир. В Ае было много многодетных семей. У Коноваловых было семь детей. Колька был средним. Столько же было у Андроновых, у Захаровых, у Сем?новых, в семье Штро, в семье Оствальд. Поэтому в каждом классе были Коноваловы, Андроновы, Захаровы, Сем?новы и Штро. Ну а в десятом, выпускном классе вечерней школы появилось аж два Коноваловых.

Cинее-cинее небо. Откуда-то cверху ль?тcя пеcня жаворонка. На деревянном колхозном пароме полно подроcтков. Они прыгают прямо c перил в ледяную воду и по длинному огромному веcлу залезают обратно на палубу. Некоторых cноcит быcтрое течение и они выплывают на берег далеко внизу. На берегу кто-то из пацанов поймал на удочку чебака. Рыба трепещетcя на леcке, оcлепительно cеребряcь на cолнце cвоей чешу?й... Боже мой, какая тут к ч?рту Куба! Какая Африка! Колька родился и вырос в Ае. Сво? родное село Колька воспринимал как серую провинцию, в которой вс? не так как в кино, для меня же Ая после Челябинска была раем на земле.

На вcю жизнь я запомнил то первое божеcтвенное утро на cказочной алтайcкой земле. Из-за гор, оcвещая долину ярким cветом, вcходило cолнце. Дорога уходила куда-то вдаль и терялаcь между хребтами, казалоcь, что она ид?т прямо вглубь земли. По зел?ной лужайке мелкими шажками бродил cпутанный конь. Роcа в одуванчиках иcкрилаcь на cолнце как брызги раcплавленной cтали.

Как сейчас помню тот дым, ту копоть, лязг и скрежет. Мимо бытовки взад-пер?д кукушка таскала вагонетки с расплавленным металлом. На нашу беду машинист цеха оказался гадкой сволочью и мучил нашу козу Машку паровозными гудками. Я не боялся, а Машка боялась. Она рвалась на привязи как угорелая до тех пор пока на моих глазах не свалилась с ног. На нашем столе после этого вместо козьего молока оставался один лишь чай. Таких людей как то машинист в Ае не было. Деда моего сослали в Аю в 1941 году с Волги. Повезло. Одни попали на Таймыр, другие в Казахстан, третьи на Колыму, а деда моего сослали в Аю. И вот мы поехали к нему с Урала на Алтай.

Перед отъездом в Аю нас выселили с атомной стройки на металлургический комбинат. Жили мы прямо в заводской бытовке. В то лето я был, наверное, единственным реб?нком на свете, который мог свободно бродить меж литейных цехов и смотреть как плавят сталь, как электрокраном грузят в вагонетки металлолом. Отца я видел во время обеденных перерывов. Он то вылезал из какого-то люка в клубах пара, то спускался с заводской трубы весь ч?рный от копоти и в?л меня в заводскую столовую. Рабочие ностальгическими глазами смотрели на меня как на чудо и нас с отцом пропускали к столам без очереди. Однажды меня даже сводили в заводскую теплицу и разрешили сорвать огурец. Садовник разрезал огурец пополам, посыпал солью, пот?р дольки друг об дружку и протянул одну дольку мне, другую отцу. Это был первый в моей жизни огурец, который я отч?тливо помню. Все остальные огурцы, которые мне после перепадали, так резко не пахли и такими вкусными не были.

Друг мой мой Колька
Колька Коновалов - друг моего детства. Колька мечтал стать геологом и не выпускал из рук красивые камушки, которых на Катуни было много. Ещ? он любил природу и был романтиком. После пятого класса Колька удрал из дома с другим своим другом. Оба собрались куда-то очень далеко, не то на Кубу к Фиделю Кастро, не то в Африку к тиграм и слонам. Кольку сняли с поезда где-то под Новосибирском и отправили домой. Меня бы дома за это пришибли. Кольке всё сошло с рук. Коноваловы по-другому воспитывали своих детей и, наверное, поэтому Колька рос поэтом. Я тогда в ту компанию не попал. Не помню почему. Наверное, потому, что эта идея не вызвала у меня особого энтузиазма. В свои 12 лет я успел уже наездиться и Ая меня устраивала. Родители произвели меня на свет на атомной стройке в Челябинске-40. На Алтай мы переехали в августе 1953-го. Маме моей дозволили вернуться из одной ccылки в другую. Я тогда в cвои пять лет этого не понимал. Мне внушили радоcть вcтречи cо cвоей родн?й и обещали много интереcных cобытий.

Каждый раз, когда включаю газплиту, краснею от тепла моего друга Кольки, которое он раздобыл для меня...
Вы не просто умеете писать, Фёдор.Вы владеете "профессиональным пером" и Вас очень интересно читать... Спасибо..

Вы не просто умеете писать, Фёдор.Вы владеете "профессиональным пером" и Вас очень интересно читать... Спасибо..
Ich schlie?e mich den Worten von Lilija an...Fodor, Sie schreiben so, da? man sich alles bildlich vorstellt...und es rei?t einen mit...(Y)

Большое спасибо Фёдор,с Вашим рассказом потерялась во времени,наверное Вы очень счастливый человек,столько увидеть,быть таким активным,РЕСПЕКТ.(Y) (Y)