Фёдор, скажи мне, что я дурак, и я не стану возражать. У тебя богатый жизненный опыт, которым ты щедро делишься с нами как куском хлеба. Пожалуйста, продолжай...

Фёдор, а я рада встретитъся с тобой на этом сайте и с интересом читаю твои "живые" рассказы (Y)

До учительских курсов я работал в совхозной столярной мастерской. Там мне пришлось изучить все свойства разных пород дерева. Берёза в коре гниёт очень быстро, а лиственница нет, пихту рубанком после станка лучше не строгать, кедр годится для пола, а в нижний венец сруба его лучше не ложить. Педагогика – этим же самым занимается, но объект её работы не бездушные чурки, а живые люди. В школе это маленькие человеки, которые должны вырасти настоящими людьми. С такими родителями как семья Хабаровых это сделать было очень трудно. Поэтому ноша, которая свалилась на мои плечи, была, честно сказать, непосильной. Нести надо было и можно было больше. Я же нёс столько, сколько, как мне казалось, положено учителю нести.

В Горном Алтае к тому времени уже стало процветать беспробудное пьянство. В 5»а» классе классе учился один переросток по фамили Хабаров. Надо полагать, что это был потомок основателей села Хабаровки. Он не выполнял домашних заданий и шлялся вечерами по селу. Это был не мой класс, но я вёл там математику и меня его поведение раздражало. Однажды ночью иду после кино по тракту, Чуйский тракт проходил тогда прямо по селу, и вижу идёт этот Хабаров мне навстречу. Ночью! В половине двеннадцатого! Ну не срамец ли?! И уроки, наверняка, не выучил. Я тут же к нему прицепился:
-Стой! Куда пошёл? Уроки выучил? Нет?! И когда ты их учить собираешься?!
Молчит, слова из него не вытяешь. Когда понял, что с парнем что-то неладно, я смягчился и по-доброму стал выспрашивать парнишку в чём дело. Ну и что выяснил. Отец алкаш. Пьяный носится с топором по деревне. «Хочет маму убить!» Топором маму. Какие тут к чёрту уроки! А взбеленился папа из-за того, что мама, тоже алкашка, таскается где-то с ЧВТэвским шоферами. Сынишка в это время бегает ночью по селу, чтобы маму найти, вытащить из под пьяного проезжего шофёра и утащить куда-нибудь от неминуемой расправы. Я думаю, нетрудно понять ситуацию, в которой я сам оказался. Она не была идиотской. Идиотизмом был мой учительский менторский тон, на который я не имел никакого права. Я узнавал жизнь с другой стороны. Эти знания нужны были мне не для мещанского любопытства, а для спасения душ детей. Это стало моей работой и накладывало на моё поведение особые требования, которых до этого мне жизнь не ставила. За тридцать лет работы в школе мне встречались коллеги, которые всю жизнь прожили в твёрдой уверенности, что важнее их предмета ничего в жизни нет. Возможно, они и правы, но правы только для благополучных детей, а для тех, чьи папы бегают с топором за мамами, такой учитель безответственный идиот, не больше того.
В Хабаровке не было молодёжи моего возраста. Либо дети, либо слишком для меня взрослые люди. Был один молодой парень-одиночка. Развёлся с женой и вернулся домой из Заполярья. Мы друг другу были рады очень. Сижу у него уву-то в гостях и играю в шахматы. За окном ночь. Зима. Мороз. За стенкой в соседней квартире ругань. Престарелая пьяная бабушка материт
многоэтажным матом свою четырёхлетнюю внучку и гонит её на улицу. Ребёнок должен идти морозной ночью в тёмный сарай за дровами. Боится выходить на улицу и плачет.
Как быть? Шкура учителя не должна быть настолько толстой, чтобы шкурничать. Мы подолбили по стене и приструнили бабку. Был бы постарше, потащил бы её в женсовет, но тогда я даже и представления никакого не имел о том, что это такое – женсовет. Взрослый девичник?

Продолжение напишу позже, оно у меня ещё не готово. А то, что написал, это взято из моего дневника.
Так уж случилось, что в 1965 году я оказался самым молодым учитетелем математики в Горном Алтае. Возможно, что и не только в Горном Алтае, но и во всей Сибири, возможно, что не только в 1965 году, но вообще. Педклассы – это было временное явление. В войну женщины почти не рожали, после войны детей было мало, учить было некого, потом детей стало много, а учить их стало некому, учителей катастрофически не хватало. Так появились краткосрочные учительские курсы и скороспелые учителя. Учителя математики. С другими предметами справлялись, видимо, вообще без всякой подготовки. Такое было время. Для того, чтобы научить решать примеры в десять арифметических действий или доказать теорему геометрии, особого жизненного опыта не требуется. Получить в придачу классное руководство детьми и быть им в школе каждый день с утра до обеда, а в интернате круглые сутки за мать, за отца и за старшего брата – это задача более сложная, чем теорема об углах равнобедреннего треугольника. В отличие от всех моих сверстников, не коллег, а сверстников, у меня был к тому времени большой жизненный опыт. Мне не было ещё полных 18 лет когда я заявился в районо с направлением на работу. Кроме красивой бумажки об окончании учительских курсов в моём рюкзаке лежала ещё трудовая книжка, из которой следовало, что за моей спиной уже два года трудового стажа. В придачу к ней был и профсоюзный билет. Мои сверстники в это время всё ещё учились в 11 классе средней школы. Это произошло не из-за моей одарённости. Я учился хорошо, но круглым отличником ни разу не был. Причина такого зигзага судьбы кроется в случайном стечении обстоятельств. Прежде, чем окончить педкласс мне пришлось сменить пять школ. Последней была вечерняя школа рабочей молодёжи. Последним классом в ней был десятый, а не одиннадцатый класс. К тому времени мне пришлось десять раз менять место жительства. Каждый раз новая обстановка, новые люди, новые отношения, новые заботы и новые препятствия, которые приходилось ещё ребёнком преодолевать и новые проблемы, которые приходилось решать. Т.е., жизненный опыт был большой, но не настолько, чтобы решить все проблемы, которые стояли передо мной как перед классным руководителем.

Очень интересно узнать как сложилась судьба *маленькой Миры...Зои Васильевны...красавицы Полины...парнишки из Хабаровки и других...Вы что нибудь знаете о них, Фёдор?

Как я уже упомянул, в прошлом году мне довелось испытать себя в качестве гида немецкой тургруппы. Целый месяц водил 14 человек по горам, по тайге и по пустыням. До нашего приезда часть этого рассказа, имею в виду сейчас Хабаровку, я подал в областную газету "Алтайдын Чолмоны". Статью опубликовали незадолго до нашего приезда. Это случилось как раз в день рождения Миры. Она уже к тому времени была на пенсии, но всё ещё продолжала работать кардиологом в областной больнице. Её дочь принесла газету с той статьёй домой как подарок. Через пару недель мы тащимся всей группой по Горно-Алтайску и громко лопочем по-немецки. Тут вдруг слышу кто-то громко зовёт меня: «Фёдор Борисы-ыч!» Кручу башкой и не пойму откуда голос. Кругом толпы людей, а голос откуда-то сверху. Потом вижу На тротуаре возле здания Курултая республики Стоит Мира, кричит мне и машет рукой. Там тротуар намного выше улицы, вроде как на маленьком холме. Рядом с ней её муж Николай Батыров. Он меня узнал по фотографии. До этого мы сним встречались всего один раз, это была случайная встреча с семьёй Миры в 1970-х годах на Золотом Ключике возле Катуни. Мы обменялись телефонами. Мира позвонила в Хабаровку и сообщила, что я буду там проездом. Поэтому мы всей группой нарвались на такой необыкновенно тёплый приём. Через месяц немцы уехали домой, а я вернулся в Аю и заехал в Горно-Алтайск. Мира, разыскала Зою Васильевну, алтайского народного сказителя Таныспая, с которым мы вместе в Хабаровке работали и они меня пригласили в ресторан. Когда я потянулся за кошельком, сказали, чтоб не дурил и не обижал алтайский обычай гостепреимства. Мне подарили русско-алтайский словарь, два сувенирных коврика и кучу приятных воспоминаний. Для них встреча со мной тоже была в радость. Полина была родной сестрой бабушки Ульяны, у которой я жил. Муж её, Иван Иванович был заядлым охотником, угробил за свою жизнь сорок медведей. На сорок первого мы нарвались случайно на его покосе. Об этом я напишу в продолжении. О их дальнейшей судьбе ничего мне неизвестно потому, что они всей роднёй покинули Хабаровку. Тётя Уля переехала в Усть-Сему и умерла там в преклонном возрасте. Витя Тобоев работает врачом в облбольнице, но я его после Хабаровки не встречал. В барнауле случайно встречал его брата Сашу. О дальнейшей и наверняка несчастной судьбе Хабаровых, мне ничего неизвестно. Они тоже покинули это село навсегда. С самим Хабаровым у меня были после две встречи, которые трудно забыть. Об этом напишу в продолжении. В моих личных фотографиях есть альбом о Хабаровке и альбом о нашей поездке с профессором Кирфелем в Киргизию. Тех, кого рассказы заинтересовали, приглашаю туда заглянуть. Очень рад всем откликам. Спасибо!

Спасибо тебе.

После Колькиного юбилея мы не смогли больше до него дозвониться. Не получалось. Сейчас Николай жив?т в Самаре. В прошлом году он приезжал в Аю. Я приехал через неделю после того как он уехал обратно. Я встречался с его братом Сашей и мы просидели с ним вместе целый вечер. Взял его адрес и телефон. Дозвонился сразу же прямо в Ае и долго говорил с ним по мобильнику. Стоял я в это время в центре села в том месте, где мы с парнями и с девчонками простаивали летом до самого утра с гитарой. Раньше я мечтал сводить Николая когда-нибудь на Шавлинские оз?ра к горе Сказке. Он сказал, что не потянет на такой маршрут. Теперь и мне уже тоже туда рюкзак не дотащить. Посидеть бы нам вместе где-нибудь около его буровой или на вершине Синюхи. Там подъ?мник построили. Вверх бы нас подняли, а вниз мы бы сами спустились.

Третья часть газа, который тут в Германии жгут, приходит от друга моего, от Кольки Коновалова. Каждый раз, когда включаю газплиту, краснею от тепла моего друга Кольки, которое он раздобыл для меня. А ещ? от стыда и от злости на тех политиков, которые вешают нам тут лапшу на уши, пытаясь доказать своим выборщикам, что Россия хочет своим газом закабалить всю Америку и всю Европу. Кто чего хочет легко понять, если принять во внимание, что все Коноваловы в Ае в это время топятся не Колькиным газом, а дровами и углем. Ещ? больше меня бесит, когда такой несусветный лепет нес?тся из-под пера западного репорт?ра, а из уст какого-нибудь россиянина, живущего в каком-нибудь европейском или американском городе. Друг мой Колька никого не хочет покорить. Он ищет газ, чтоб выйти из нужды. Он должен бы уже с 1996 года не морозить в тундре руки, а греть свой пуп на берегу моря в Крыму или в Сочи.