О судьбах российских немцев

Josef, я просто потрясена. Сколько папа с мамой рассказывали о Поволжье, было жутко. Но в силу молодости может просто не задумывались, что стояло за переселением. Не дай Бог такое пережить!

[DORIAN GAY]

Чтобы наш Иосиф не чувствовал себя в одиночестве, хочу поделиться неопубликованным...
Художественный вымысел не факт.
"Изгой или Думка одного дурня"
(Из вступления к третьему неопубликованному роману)
"Еле вписываясь в крутой поворот, машина выносит меня на пустой автобан, в конце полосы разгона я бросаю мимолётный взгляд на спидометр, фиксирую дрожащую от нервного возбуждения стрелку на цифре "120", не глядя в зеркала заднего вида с ходу перестраиваюсь в левую крайнюю полосу, пролетаю по широкому железобетонному мосту над Зайлерзее, и через несколько минут французская бордовая пятилетняя "Renault-Lagune" на скорости под двести километров в час минует свороток "И-Центр". Правая нога вдавила педаль газа в пол, требуя от машины невозможного, левой рукой я легко управляю полётом, а правой... Моя рука всё ещё сжимает тысячу раз проклятое мною письмо, а вместе с ним обкладывает матом тех, кто его сочинил, кто довёл меня до такого состояния.

[DORIAN GAY]

- За что?!. - в который раз в бешенстве кричу я, бью длинным рваным конвертом со штемпелем фирмы, где работал, с маркой "Deutsche Post", бью по приборной панели машины, швыряю его назад, на широкое трёхместное сиденье, бью кулаком по дрожащей полихлорвиниловой поверхности и снова кричу, не в силах сдержать клокочущее в горле негодование.
Воспалённый жуткой несправедливостью мозг высчитывает цель для лобового удара: встречный многотонный грузовик, растущее сбок дороги крепкоствольное могучее дерево, полёт с высоченного моста в живописную долину...
Но это уже было. Было с кем-то, но не со мной. Было давно. Было недавно. И - что?..
А ничего! Ровным счётом: ни-че-го!..
Ну почему?!.
Дебильный вопрос! Ведь если я сейчас свалюсь в пропасть, никто и никогда не узнает, почему я это сделал! Потому что никто и никогда не поверит, что я мог это сделать! Потому что сделать это я не могу. Сделать это - признать себя проигравшим,

[DORIAN GAY]

низвергнутым с поднебесья жизни на сырое дно ущелья. Все они - су... харики! Нет, я не сдамся!.. Посмеяться вздумали?!. А ху-ху не хо-хо?!.
46-й автобан из Хемера идёт прямиком в Хаген. О, Хаген!.. Я сворачиваю на 45-й и лечу в другую сторону. Туда, где стоит моя школа. Школа, которой я дал свет. Школа, в которой я чувствовал себя свободным созидателем, счастливым творцом, настоящим человеком. Таким я был во многих местах. Почему же сегодня я - ничтожество, незваный чужеземец, плебей, скотина и бессловесный раб?!. Школа - моя гордость. Но я работал там от ляйки и работодатель вышвырнул меня, творца и созидателя, вон!..
Вдруг кожей чувствую чьё-то присутствие, поворачиваюсь и... храни меня, Боже!..
- Мам, ты откуда?!. - волосы на моей голове шевелятся от суеверного страха.
- Сынок, - говорит та, которой давно уже нет, но кто опекает меня по-прежнему, храня от порчи и сглаза, хотя по всем прикидкам меня давно уже должен был разбить карачун, - прошу тебя, не делай этого...

[DORIAN GAY]

- Почему? - спрашиваю я.
- Не плоди горе, сынок. Особенно сейчас, когда в тебе нуждаются твои жена и дети. Ты ведь знаешь, как было плохо нам, когда умер твой отец...
- Ну вот, приехали! - недовольно бормочу я, с сожалением снимая ногу с педали газа. - Как только начинаешь думать о себе, тебе тут же напоминают о моральной ответственности!..
Преодолев затяжной подъём, хищница "лагуна" понеслась в огромную низину, прорезанную шестиполосной лентой дороги, уходящей в небо, где тают тысячи мерцающих рубиновых осколков, пугливо сторонящихся синих всполохов, быстро уходящих в промозглую, затянутую сырой свинцовой тяжестью сплошной облачности даль Зауэрланда.
- Там авария, - уверенно говорит она. - Сейчас увидишь сам...
Меня пробирает дрожь. Мне кажется, это её рук дело.
- Кто-то разбился вперёд меня, - говорю я. - И тут опередили!..
Интересно, думаю я, гася скорость разогревшихся лошадей и вглядываясь в близкий горизонт, о чём думали те, впереди меня, в последнюю минуту? О мести оружием смерти?

[DORIAN GAY]

Навряд-ли. Несчастный случай - скорее всего. Чья-то душа - я в этом уверен - мечется сейчас над побоищем, и стынет в ней ужас вздыбившейся земли, ужас опрокинувшегося неба, последний секундный неуправляемый полёт, удар, скрежет металла в мозгах и там же - недоумённый вопрос...
- Как же так? - поворачиваюсь к матери, чьё появление принимаю как чудо, которому верю безоглядно, поскольку нечто подобное в моей жизни уже случалось. Необыкновенное в обыкновенном - в машине я был уже один, но пустоты в душе уже не ощущал, я снова знал, для чего и для кого живу.
Автокатастрофа произошла за своротком Л-Норд. Десятки нетерпеливых водителей сошли с автобана, зная по опыту, что через город до следующего выхода на трассу проскочат быстрее, чем пару сотен метров до места, блокированного полицейскими, пожарными, аварийными машинами и машинами спасателей. Исколесив Германию вдоль и поперёк, я видел много аварий. Но сегодня с дороги я не свернул. Повинуясь внутреннему зову, проехал вперёд. Движение

[DORIAN GAY]

намертво упёрлось в невидимую стену. Заглушив двигатель, я вылез под моросящий дождь, вспомнил о валявшемся в багажнике зонте, но тут же подумал о тех, кто, быть может, истёк кровью на шершавом асфальте или в придорожном мокром леске, вздохнул и пошёл к лежавшему на боку поперёк дороги длинномерной колымаге, пробившей металлическое ограждение и вылетевшей на встречную полосу, где в неё одна за другой на полном ходу врезались несколько автомобилей.
Юная политесса сдерживает возрастающую толпу зевак, откуда-то выныривают журналисты с теле-фотокамерами, разворачиваются быстро, как в прифронтовой полосе, куда достают шальные пули, бегут к ближайшей машине с надписью спереди и по боку "Rettungsdienst", в распахнутое нутро которого расторопные хмурые парни вталкивают тележку с раненым. Среди разбитых машин орёт благим матом и носится какой-то мужчина, там же жутко воет и причитает женщина, заливается плачем в чужих руках ребёнок, сидит на мокром асфальте привалившись в колесу впавший в ступор

[DORIAN GAY]

грузный неопределённого возраста грязный и окровавленный человек, а я... я стою, оцепенев от ужаса, поскольку совсем недавно хотел вот так же, на полном ходу!.. не оставив письма Ренате, не сказав прошальных слов Оксанке, Генриху и Сашке - трём существам, в жилах которых бурлит моя кровь!.. Идиот!..
В глазах моих темно - бьёт по мозгам шалая беспокойная кровь. Кровь!.. Я вижу её среди стеклянного крошева, вижу на асфальте, на обломках бамперов, в салонах дорогих, но разбитых всмятку автомобилей, всюду!.. Подчиняясь собственной мысли, я разглядываю свои ладони, затем вытираю ими своё лицо, снова разглядываю, но они, как ни странно, чисты. Только пальцы дрожат, выдавая сердечный страх.
Господи, а не дух ли я? Не моё ли там недвижное, укрытое тёмным одеялом тело? Не меня ли спешно укладывают в чёрный полиэтиленовый мешок? Не я ли учинил этот чудовищный "венигрет"?!.
Из-за дыбом торчащего на вершинах тёмных холмов леса вынырнул вертолёт спасателей, за ним - второй. Я отмечаю это в силу

[DORIAN GAY]

привычки, отмечаю и запоминаю, в то же время бегом возвращаюсь к "лагуне", запускаю руку в бардачок и с обмирающим сердцем нашариваю мраморные камешки с материнской могилы, привезённые сюда десять лет назад. Господи, на месте!.. Я запускаю мотор, круто разворачиваюсь и по запасной полосе возвращаюсь назад, сворачиваю с автобана, гоню, перестраиваюсь и вновь вылетаю на автобан, но уже с другой стороны, жму на газ, возвращаюсь... Быстрая езда успокаивает расхристанные нервы, я снижаю скорость, сворачиваю на ближайший паркплатц, глушу мотор, откидываюсь на сиденье и мгновенно проваливаюсь в пучину воспоминаний, откуда меня теперь будет долго вытаскивать терпеливый психиатр, потому что все мои воспоминания - из моей жизни, они пронизаны дикой болью изгнанника в чужой стране; позднего переселенца, прилетевшего на родину пращура, треть тысячелетия назад бежавшего отсюда в кондовую Русь; российского немца, приложившего максимум усилий для нового исторического переселения и новой интеграции,

[DORIAN GAY]

но проигравшего борьбу за выживание на всех позициях...
Проигравшего?!. Так это что же, не жизнь, а игра в театре абсурда?!. Постойте, погодите, господа, что происходит с нами и вокруг нас? Моё терпение лопнуло! Я не птица Феникс, вынужденная постоянно возрождаться из пепла и в пепел сгорать, не я... И с этого момента я начинаю свою игру! Ход конём по голове, через бедро с присказкой... Мне опять потребуется невероятное мужество, чтобы обуздать прогрессирующую обиду, не поддаться коварному чувству, взывающему к мести - древнейшему способу восстановления справедливости. Непротивление злу насилием, анализ ситуации, диалог, совместный поиск решения проблем - всё есть у меня! И несколько тысяч чистых как совесть человеческая в саду Эдемском листов бумаги, несколько лет для восстановления душевного равновесия и столько же, чтобы рассказать всё, что я прошёл, что испытал и пережил - всё рассказать своему читателю. Потому что понять способен только свой человек. Чужой кривит рот в усмешке