ДЕНЬ ВТОРОЙ
Ночь напролет мне снилась всякая чертовщина, как обыкновенно случается, когда день выдастся бурный. Во сне я был сестрой г-жи Пшикшевской; Крошка стала мужчиной, »то с ней и прежде случалось на сцене; барон Розен волочился за мной, то есть за моим женским вариантом; Крошка, кнк заправский повеса, увивалась вокруг Виктории. Всех перипетий драмы не помню, знаю лишь, что конец ее был выдержан в духе всего этого бреда: Крошка обвенчалась с Пшикшевской, а я — с Носорогом.
В девять утра я отправился в университет на лекцию по уголовному праву. Молодому человеку, стоявшему за профессорской кафедрой, все время приходилось осаживать непослушные очки, норовившие спрыгнуть с носа, и он то и дело запрокидывал голову, что не представляло особого труда по причине ее легковесности. Когда я вошел, внимание аудитории была захвачено вопросом об адюльтере. Профессор как по писаному пересказывал теорию знаменитого немецкого криминалиста Фейербаха о том, что совершение насилия над женщиной физически невозможно. В заключение он улыбнулся и произнес глубокомысленно:
— Я лично, господа, считаю, что теория Фейербаха верна лишь при условии телесного бессилия мужчины.
|