ПОЭЗИЯ ПОРУГАННЫХ НАДЕЖД (От трудармейских нар до выездной Люфтганзы

[irina movti]

Вольдемар Герд.НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ Замер лес, могучей стужею объят.
На стекле замерзшем пышный зимний сад.
Холодно в бараке. Мерзость и распад.
Синий свет от лампы сам светить не рад.
Слышу, шевельнулся рядом мой сосед.
Он еще проснулся, он еще живет.
Человек на нарах, человек-скелет
пожелал мне счастья вдруг под Новый год.
Как оно далеко! Далеко как, ах!
За долами, льдами, лесом, за хребтом,
или под метелью смертной на фронтах,
где его не в силах отыскать никто.
Но однажды счастье, как весенний сад,
в платье из сирени возвратится к нам,
и, наполнив светом безутешный взгляд,
уведет с собою к волжским берегам.
Северный Урал, 1943 *г.
(Перевод с нем. Роберта Кесслера)

[irina movti]

ЛЕСНЫЕ СОЛДАТЫ
(сокращенный вариант)В глухом лесу таежном
проклятый Ивдельлаг.
*За проволокой где-то
родительский очаг.
Таежные солдаты
кольцом конвойным сжаты
в лесу.
С рассветом дружно в сани
впрягайся, не зевай. *
На сани грузим бревна,
а в мыслях - отчий край.
Таежные солдаты,
мы валим лес треклятый
в лесу.
О сколько полегло нас,
не счесть, в тайге глухой.
А жены нас, как прежде,
с победой ждут домой.
Таежные солдаты -
без имени и даты
кресты в лесу.
(Перевод с нем. Владимира Летучего)

[irina movti]

Генрих Шнейдер.МОГИЛА В ЛЕСУ
То было на Вятке
в безлюдном лесу.
Мы рыли могилу
в болоте.
Погреться порой
отходили к костру
и вновь
приступали
к работе.
Лопаты врезались
и в камни, и в мох,
и в корни,
и в ржавчину гнили.
А ноги так стыли -
помилуй нас, бог!
И руки
от холода ныли.
Истлевшие трупы *
* лежали в кустах -
на лицах
осенняя слякоть.
И не было мяса
на синих костях...
Посмотришь -
и хочется плакать.
Когда мы друзей
предавали земле,
надгробной
не было речи.
Мы, встав на колени,
шептали во мгле:
«Прощайте, родные!
До встречи!»
До лагеря мы
дотащились без сил
вдоль берега
ночью морозной.
Дежурный охранник *
наганом грозил,
что, дескать,
вернулись мы поздно.
Хлебали баланду, *
наш лагерный суп,
и спали
в объятиях бреда,
а утром с нар Якоб
стаскивал труп
навеки уснувшего Фреда.
(Перевод с нем. Роберта Вебера)

[irina movti]

Лео Майер. ПРИЗНАНИЕ
Я – немец с искореженной судьбою,
Уставший от наветов *и неправд.
О родина, я чист перед тобою.
И не тобой лишен гражданских прав.
Нет преступлений, а грехи – без счета.
Я виноват по оговорам злым
в том, что язык Бетховена и Гёте
стал с колыбели и моим родным.
Я изгнан, очернен и оклеветан,
С моим народом сослан в лагеря.
О Волга! Я встречал твои рассветы
До роковых закатов сентября.
Не мог ведь мой народ предать Поволжье,
где путеводной стала жизни нить.
Ума не надо, чтобы грязной ложью
Святой колодец правды замутить.
Я внёс частичку в общую победу.
Я лес валил в таёжных лагерях.
Я голодал, но я молчал о бедах
И жарил вшей тифозных на кострах.
От холода зимой, от гнуса летом
Страдали мы, и свет нам был не мил.
Голодные, худые, как скелеты,
Мы надрывались и лишались сил.
Почти босые на заре неяркой
Мы шли в болота на лесоповал.
По-волчьи зубы скалили овчарки.
Хмельной конвой отряд сопровождал.
Мы замерзали на холодных нарах.
Эх, доходяги – вот и вся любовь!
Больные люди корчились в кошмарах,
Когда клопы и блохи пили кровь.
А до побудки трупы мы грузили –
Лёд на ресницах, головы в снегу…
Их сбрасывали в общие могилы,
А всех ходячих гнали вновь в тайгу.
Шесть лет не мог я досыта наесться,
Когда домой вернулся весь больной.
Шесть лет не мог я снова отогреться,
и зорко комендант следил за мной.
А вдруг захочет спецпереселенец
Куда-нибудь податься из села?
Смотри, в тюрьму заткну, паршивый немец,
На двадцать лет в чём мама родила!
Я – немец, я ведь это не скрываю,
Но я же человек, понять сумей.
Люблю Россию, ей добра желаю,
Одной и вечной родине моей.
Я верю, что когда-нибудь свобода
Развеет клевету и боль обид.
Святая правда моего народа
Тупую ложь и подлость победит!
1949 год
(Перевод с нем. Роберта Вебера)

[irina movt]

ПОЧЕМУ? Пришел к тебе
я снова из неволи,
долина скорби,
милая для глаз.
Пришел к тебе
я с застарелой болью.
Так выслушай меня
в последний раз.
Дай мне ответ,
и больше нет вопросов,
что мучили меня
из года в год.
Отсюда их
через миры пронес я,
и вновь принес
на плесы волжских вод.
Скажи мне,
почему меня изгнали
с клочка земли,
где я мужал и рос,
где каждый куст, *
который мы сажали, * *
пьет из костей немецких *
костный мозг.
Где каждая
на улице табличка,
как дар сердечный
в дружеской руке,
где роза каждая,
заборчик и наличник
* * * мне пели песнь
на нашем языке.
Ты и сегодня
промолчать решила.
Где ж твоя вера
в справедливый суд?
Таскать мне чемодан
всю жизнь уныло,
пока его
со мной не унесут.
Саратовская область, 1954 г.
(Перевод с нем. Роберта Кесслера

[irina movti]

ПОТЕРЯННАЯ НАДЕЖДА Увы, я уже потеряла
Надежду, что правда пришла...
Немецкость моя - что с ней стало?
А может, она умерла?
И родину бросить должна я?
Еще раз покинуть свой дом?
Зачем мои предки, блуждая, *
в краю оказались чужом?
Мы люди здесь третьего сорта,
растоптаны здесь мы, как прах.
Без разницы - где ты и кто ты *
и думать не смей о правах...
Живи, как и жил - прозябая,
привыкни, коль ты не привык!
Живи, постепенно теряя
обычаи предков, язык...
Вернут ли нам землю родную -
Кусочек родимой страны;
Мечту навсегда золотую -
Родительский дом до войны?
Надежду я вмиг потеряла
сегодня, когда, как кошмар,
в дурацких речах услыхала
названье - «Капустин Яр»1...
18.01.1992
(Перевод с нем. Владимира Летучего)
1 «Капустин Яр» (ракетный полигон в Поволжье) предложил
российским немцам вместо восстановления АССР НП
президент РФ Б.Н.Ельцин.

[irina movt]

стихотворение"Почему" написал вольдемар Герд,стихотворение"Потерянная надежда" написала Нелли Ваккер.

[irina movt]

АЭРОПОРТ Аэропорт. Горою чемоданы.
И дети спят на выстывшем полу...
Мы улетаем... Ждут другие страны.
Решились! Не хватайте за полу!..
Печать тоски на лицах отрешенных,
В глазах надежды робкой огонек...
Мы улетаем, с нами наши жены
Да старики, кто в землю не полег.
Спасибо Вам за все, товарищ Сталин:
Вы подсказали нам, как надо жить.
Мы ждали много лет, мы ждать устали,
Пока вернут, что нам принадлежит.
Язык теряем, веру и обычаи,
И надо что-то делать поскорей...
Но Ваш закон на нас колючкой бычит,
Как проволокой Ваших лагерей.
Мы помним все.
Не стерлось! Не забыли,
Как ни за что загнали нас в тайгу.
Как сосны - мы, болезни - нас валили.
И дети умирали на снегу.
Как нас считали, ставя на колени.
Да по затылкам хаживал приклад.
Мы погибали, веря в светлый гений,
что нас вернет на Родину назад.
Прошли сквозь сито смерти
на две трети.
Рассеялись горстями по земле.
Но ждали, ждали, ждали полстолетья,
Что вспомнят вдруг о немцах –
там, в Кремле.
Минуло полстолетия... Как страшно,
Что смотрят до сих пор как на врага.
А время островов *немецких наших * *
* * Нещадно размывает берега.
А мы еще надеемся на что-то.
В глухую стену бьемся головой.
Оставить жалко землю, дом,
работу...
И так охота быть самим собой!
По сути дела здесь и там чужие,
Но немцы мы, и нам не все равно!..
Терпенью научила нас Россия,
Но, черт возьми, кончается оно!
Собраться вместе надо бы скорей нам,
Покуда в нас хоть капля жизни есть.
А многие не Волгою, а Рейном
Любуются и нас жалеют здесь.
А там, на Волге, злобою сгорают,
Тревожатся, боятся до сих пор.
Но разве страшен тот, кто умирает?
А путь к здоровью тяжек и не скор.
И вот опять родные улетают.
Подумать можно: на подъем легки.
Но слезный спазм гортань пережимает,
И плачут, уезжая, старики.
Изверились. И снова раз за разом,
Давя раскатным ревом на виски,
Летит в закат крылатая «Люфтганза»,
Уносит тела нашего куски.
И новый рейс.
И снова слезы льются.
«Прощай!» - гудит по залам и углам...
Те - улетают. Эти остаются...
Душа и сердце рвутся пополам.

[irina movti]

"Аэропорт"-написал Эдуардт Альбрандт

[irina movt]

Теперь приходится ехать в Сибирь
Теперь приходится ехать в Сибирь,
Оставить цветущий мир.
Под тяжестью рабских оков,
Ждет меня лишь нужда и холод.
О, Сибирь, ледяная зона,
Куда ни один корабельщик не попадет по волнам,
Где не теплится ни искры человечности,
И глаз не видит уже спасения.
От своих оторванный насильно,
От своих насильно отделен.
Почему теперь мне нельзя целовать губы
Той, кто любит меня, и назвала меня супругом?
О, кто осушит слезы моих близких,
Которые они, милые, проливают без вины,
Я теперь примирюсь с местью,
Судьба посылает мне только одного друга.
Если суждено мне уйти в ураган
От солнца в темную ночь
Если в тени древних дубов
Человечество взглянет само на себя
О, тогда я с тоской
Вспомню о моей родине.
Мне осталась одна лишь надежда,
Лишь надежда - мое единственное счастье.-автор неизвестен

[irina movti]

2. ИзгнанныеМы, изгнанные советские немцы,
Рассеяны вдали от родины,
Где жили некогда наши отцы,
Где стояла и наша колыбель.
И на чужбине, изгнанные,
Далеко от родины
Остались нам лишь наши песни,
Что мы знали еще детьми.
Семьи разорваны:
Один здесь, другой - там.
Многие матери уже не знают,
Где теперь живут их дети.
Голод, нужда, страх и горе -
Это было нашей судьбой.
И очень многие мои братья
Покоятся теперь в объятиях земли.
Все это мы вынесли
Безропотно, терпеливо,
И кому нам было жаловаться,
Нам, изгнанным без вины?
Мы были бесправными и рабами,
Только и работали, как скот.
И в насмешку нас ругали дурными,
"Фрицами", "фашистами", там и сям.
Но мы больше не будем молчать!
Поднимайтесь, братья! Уже пора!
Пусть прозвучит наш голос -
Пока не победит справедливость.-автор неизвестен.

[irina movti]

Отъезд из России
Отъезд из России
Дался мне не трудно,
Ибо того, что мы здесь пережили,
Больше мы не хотим.
Не было у нас ни родины, ни прав,
Не было и друзей.
Повсюду мы были "фашисты",
И некому было жаловаться.
С нашей родины на Волге
Были выселены мы все
И разбросаны по России
Повсюду мы, немцы.
С тридцать первого и с сорок первого
Начались все наши несчастья,
Голод, нищета, болезни,
И смерть настигла многих.
С большим трудом и тяжелой работой
Прожили мы жизнь.
То, что мы заработали,
Покрыто кровью и потом.
Я не знаю своего будущего,
А прошлое мне хорошо знакомо,
Поэтому я еду в Германию,
Чтобы найти родину.
Россия, Россия, с тобой не сравнится
Ни одно государство в мире:
Лживы твои речи, дурны дела,
И нравится тебе только ложь.
Родина, родина, как сладки слова,
Понять их может только тот, у кого нет родины,
Кто должен говорить на чужих языках,
И не знает родного языка.
А как поведет меня судьба
И как встретит меня Германия,
Я отдаю охотно в Божьи руки,
Бог руководит всем и направляет все.-автор неизвестен.

[Marina30]

Ach warum bin ich geboren

Ach warum bin ich geboren,
warum bin ich den kein Stein,
ja da war ich unverloren,
hatte keine Qual noch Pein.

Lage dann an einem Berge,
wo die Sonne mich beschien,
horte nicht den Sang der Lerche,
wu?te gar nicht wo ich bin.

Hatte dann auch kein Empfinden,
kennte dann auch keine Not,
wusste nicht von allen Sunden,
ware frei von Not und Tod.

Sturm und Regen, Ungewitter
machten mich nicht feig noch schwach,
ware dann nicht hinter Gitter
aus der Brust kame kein Ach!

Schnee bedeckte mich im Winter,
lage Still und ohne Schmerz,
hatte dann auch keine Kinder,
die mir lagen an mein Herz.

Wu?te nichts von reiner Liebe,
wie sie ist zur lieben Frau,
hatte keine su?e Triebe,
sondern ware kalt und rau.

Kalt im Eis und Schnee ich lage,
spurte keine Kalt? noch Frost,
brauchte auch nicht Gottes Wege
und auch keinen su?en Trost.


Ach, ach, ach ich muss ausharren
wie der Herr mich fuhren wird,
doch Geduld gibst zum ausharren
sonst verloren und verirrt.

Woll'n all? ihr meine Lieben,
suchen Rettung bei dem Herrn
wenn gleich er mit Geiselhiebe
hilft er doch den Seinen gern.

Wenn die Stunden sich gefunden,
kehrt die Hilfe bei uns ein,
nur ihr Lieben mir nicht gramen,
sonst wird Gott dann uns beschamen.

*****
Alexander Julius Kufeld 1931 Arbeitslager Sysran

[Marina30]

Heut gedenke ich an Meinen

Heut gedenke ich an Meinen
an mein liebes teures Weib,
die gewi? oft denkt mit Weinen
an mein tiefes bitt?res Leid
.

Sie war mir so lange treu
siebenundzwanzig sind vorbei,
bleib mir treu bis an den Grabe,
Frau und Gattin Gottes Gabe.

Liebe Kinder, seid gehorsam
eure Mutter, mir zu lieb
und wie oft auch wie beisammen
freuen uns aus Liebestrieb.

Ihr Geschwister, alle Ihr;
eure Lieb beweiset hier
an der Schwerster Ella,
ihre Not und Leben ist so trube.

Beweiset Tochter eure Liebe
an den Bruder, der noch klein,
Gott der Herr, er geb? euch Friede
und erhalt?t eure Herzen rein,
Gott behut euch vaterlich.

Zions Hilfe komme doch
aus der Hohe nieder,
nimm von uns das schwere Joch
da? ich frohlich wieder
kann mit meinem Hause singen
Lob, Preis, Dank, Er? dir bringe.

A.J.Kufeld, Arhangelsk, 1932

[irina movt]

ВольдемарГердт(род. в 1917 г.)


УКАЗ
Нет, люди,
я забыть не в силах
тот день ужасный
в феврале,
когда слепая вьюга
выла
под утро
в сумрачном селе.
Все на ногах.
У сельсовета
и стар и млад—
весь наш колхоз.
Все ждали
грозного рассвета,
и души
сковывал мороз.
Потом хромой
с ножным протезом
горланил,
теребя листок —
кому готовиться к отъезду
в «трудармию»,
на долгий срок.
Рыданья женщин,
плач детишек
смешались
с вихрем февраля,
и глас народа
не был слышен —
суровым был
Указ Кремля.
А на ветру
над школьным зданьем
кумач поблекший
рвался ввысь:
Спасибо Вам,
товарищ Сталин,
за нашу
радостную жизн

[irina movti]

ТОСКА ПО РОДИНЕ

Когда, когда
придет мой час, ответьте,
я окажусь
в родимой стороне?

Нет ничего
печальнее на свете,
чем журавли
в лазурной вышине.
Они зовут,
посланники свободы.

Из этих мест
в пространство, в высоту,
из леденящей душу
непогоды
туда — на юг,
с тюльпанами в цвету.
О, если бы,
О, если б они знали,
какая боль
растет в груди моей,
они бы
унесли мои печали,
что от весны к весне
томят сильней.
Что за полет!
Эфира содроганье.
Но скоро опустел
воздушный океан.
Умчали скорбь.
Вернется ль из скитанья
забрать меня
летучий караван?

* * * * * * * *Северный Урал, 1942 г.

[irina movt]

Теодор Гисс(род. в 1919 г.)


* * * * * * * * * ****
Клянусь деревьям-исполинам:
вернусь в Поволжье я опять,
и буду колыбель искать
отцовскую, мою и сына,
когда война покатит вспять
и Гитлера прибьет дубина.
Мы по стволам стучим не даром.
Ответим на удар — ударом.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *1942 г.

[irina movt]

Стихи из трудармии
АВТОР НЕИЗВЕСТЕН

* * * * * * * * * * * * ***

Это было в сорок первом.
Шар земной в огне пылал.
Повезли нас в край далекий
с Украины на Урал.
Стар и мал, и много женщин.
Это было в сентябре.
Уж Германия с Россией
воевали на Днепре.

Далека ты, Украина...
Путь уходит на Восток.
Позади остались хаты,
где в окошке огонек.
Там пшеница колосилась
возле ровного жнивья.
Снова птицы улетают,
только в теплые края.

Не спешит товарный поезд.
А к чему спешить ему?
Мы за проволкой колючей.
Мы приехали в тюрьму.
Без вины мы виноваты.
Ешь баланду и трудись!
Лишь на нарах вспоминаем
медом пахнувшую жизнь.

По тайге пошли морозы.
Не ушел забор под снег.
Выносить холодный голод
может только человек.
Человек живет надеждой,
а надежда неумрет,
пока сердце не остынет,
пока солнце не зайдет.

А когда снега растают,
когда кончится война,
он поедет в край родимый,
где-то ждет его жена.
Ждут его родные дети,
ждет его родимый дом,
там он радостно поплачет
под родным своим окном.

[irina movt]

Рейнгольд Франк(род. в 1918 г.)


ДИТЯ-ПОПРОШАЙКА В СИБИРИ 1942 ГОДА
Идет, спотыкаясь, сквозь снег и буран
по сибирским дорогам немецкий пацан.
Родителей взяли, а в чем их вина?
А бабушка хвора, а ночь холодна.

Три для уже как ничего он не ел,
идти попрошайничать голод велел.
Язык — чужой и чужие места,
одно слово по-русски знают уста.

Он «хлеб» говорит у чужих
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *ворот,
замерзшей ручонкой у рта трясет.
И гонят его и кричат ему вслед:
— Катись, попрошайка и дармоед!

Силы иссякли, болит голова,
и прочь из деревни бредет он
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * едва.
Сквозь ветер и снег идти невмочь.
Опасно на улице в сибирскую ночь!

Плывут облака и ветер гудит,
в снегу на обочине мальчик лежит.
Ручонки он к небу тянет без сил —
и белый саван его укры

[irina movt]

Нелли Ваккер(род. в 1918 г.)

СТИХИ ВОЕННЫХ ЛЕТ * * * * * 1941-1945
* * * * * * * * * ****

О как далека ты, моя звезда...
Надежда одна лишь не спит
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *в ночи.
Плачет ребенок мой. Ветер скулит.
И кажется мне, что стонет весь
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * мир.
И не ветер скулит, — плачет земля.
А ты так далеко, моя звезда...

* * * * * * * * * * ***

Нет, мы не на смертельном рубеже,
не там, где проливают кровь солдаты.
Далекая от фронта деревенька,
и здесь войной зовутся голод,
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * горе
и ожиданье с фронта письмеца...
Кто знал, что женщине по силам все!
Она и мерзнет, да не замерзает.
Не ест сама, зато детей накормит.
Над похоронкой плачет по ночам.
Но дети вот... Они так изменились.
И за войну- заметно повзрослели.
Печальны их голодные глаза.
Звенит мороз, и в латаной одежде
они бегут без опозданья в школу.
В снегах дрова мы рубим у Тобола
и тащим их потом на санках в классы.
Шинят в печи волшебные поленья
и согревают маленьких теплом.
Тетрадей нет, нет книг и нет чернил...
Нет света, перьев и карандашей...
Дрожащая коптилка светит тускло...
Учебник чтенья — пушкинские сказки,
ну а тетради — старые газеты.
Чернила — сажа и свекольный сок.
А перья — смех! — гусиные, как встарь...
И школьник — мальчик, важно говорит:
— * Смотри, ошибок допускать нельзя!
Ведь мы все пишем, как писал сам
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Пушкин ! —
Глядите сами — вот его портрет!

[irina movt]

Нора Пфеффер(род. в 1919 г.)


ЖИВЫЕ ЭКСПОНАТЫ
Мы,
В моду вошедшие
Нынче,
А кто это —
Мы?
Бессчетное множество
Мертвых,
Умолкших навек,
И кучка
Живых экспонатов,
Способных ответить.

И нас
Вопрошают:
Одни с любопытством всего лишь,
Другие — с участьем.
Вопросы...
Вопросам, наверно,
Не будет конца.
И нельзя промолчать,
Как нельзя допустить

Повторения
Прежних кошмаров,
От которых и волосы
Дыбом
Встают у того,
Кто услышал
Хоть раз
О печальной судьбе
Миллионов.
От ответов таких

Не зайдется ли
Сердце от боли,
Не польются ли слезы?
Да и кто, наконец,
Осознает:
Чего это стоит —
Ответить!
Каждым
Словом своим
Ворошим
Непотухшие угли,
Извлекаем па свет
Незабытые

Грозные тени.
Кто поймет,
Что ночами бессонниц
Мы платим
За искру участия,
Одиночеством —
За пониманье,
И вечной боязнью — уснуть
И опять очутиться
В том страшном аду,
в удушье кошмаров,
где властвуют
злобные тени.

[irina movt]

ГербертГенке(род. в 1913 г.)

МОЙ ВЕК (отрывок гапоэмы)

Ты помнишь это?
Снег и лед.
Тайга, тайга, мороз, работа.
Мы валим лес.
Здесь путь пройдет —
сквозь дебри
и через болото.
Не фронт ли это? Горла хрип,
дыханья белые кристаллы.
При каждом шаге — скрип да скрип.
Стволы звенят, как из металла.
Что для страны дремучий лес? —
бруски, подпорки, бревна, балки.
Как мачты, елки до небес —
и вот уже лежат вповалку.
Где залегает рудный плод,
туда проходят рельсы трудно.
Там нужно выстроить завод
и вырастить до неба трубы.

Не скоро солнце повернет,
чтоб лаской одарить лучистой.
Мы валим лес. Все снег, да лед.
Метровый снег под коркой льдистой.
Кому легко?
Война идет.
Тем женщинам в полях метельных?
Бойцу, ползущему вперед
под пулями в под шрапнелью?
Здесь вечерами у печи
кто бросит умное словечко,
кто вспомнит тех, кто разлучил.
Кто в прошлое скользнет от печки.
А сердце женское вдали
полно тоской и жаждой мира.
О, сколько звезд во тьме сожгли,
любовь оставив в черных дырах.
Я вижу милое лицо
и слышу первый шаг сыночка,
и дорогое письмецо
опять читаю с первой строчки.
Мы чувствуем — идет погода.
Март. Но мороз еще при нем.
Плоты сбиваем день за днем,
чтобы успеть до ледохода.
Река во льду, но в глубине
и здесь в лесу кипит работа.
Ты помнишь? И теперь во сне
я мокрым становлюсь от пота.
Потом, как из засады, нас
накрыла оттепель дождями.
Я содрогаюсь и сейчас
от ужаса. Всегда он с нами.
Вскипает в ярости река
перед чудовищным затором.
Трещат из льдин
и бревен горы,
и воды прут на берега.
По дамбе волны хлещут плеткой,
а там и рельсы, и жилье.
Вот время и пришло твое...
И ты садишься
смело в лодку.
Ты показал, что медлить — грех.
Стволы толкаешь между льдами.
Слетает оторопь со всех.
Мы пробиваем брешь жердями.
Трещит плотина
под струей,
вздымается, и вот — крушенье.
Все кончилось
в одно мгновенье.
В неравной битве
пал герой.

Смеются люди на перроне
и ток бежит по проводам.
Ты не увидишь света там.
И не прокатишься
в вагоне...

[irina movt]

Роза Пфлюг(род, в 1919 г.)

TO БЫЛО В ИЮНЕ

To было в июне,
в июне.
И утренняя звезда
сияла, как наши взоры.
Мы вместе — и навсегда.

Луга и леса в цветенье.
И так должно быть всегда.
Благословляло нас лето
на будущие года.

То было в июне,
в июне.
Нас мир манил голубой.
О, жаворонки, о, трели,
о, луг с зеленой волной!

Не думали, не гадали —
внезапно нагрянул шквал.
Доносы. «Враг. Заключенье
и... без вести он пропал...

То было в июне,
в июне.
Двадцать второго числа.
Далекая канонада
все вокруг потрясла.

Дни пролетали мимо
сотнями черных стай,
А вот *— голубьбелый —
победоносный май!

То было в июне,
в июне.
Короткая справка: он
от обвинений ложных
посмертно освобожден.

Луга и леса в цветенье.
Как прежде. О, милый мой,
что это теперь меняет?
Я больше не буду мной.

[irina movt]

Константин Коппель(судьба неизвестна)

ДАЛЕКО У САМОЙ ВОЛГИ

Далеко у самой Волги,
в доме на родной реке,
мама песенку мне пела
на немецком языке.

Тридцать лет качалась песня
колыбельною волной.
Я не знал, что это счастье
может кончиться войной.

Бабьим летом в сорок первом
задымили поезда.
Прочь прогнали «колонистов»
из родимого гнезда.

А потом уже в Сибири,
где мотив любви исчез,
мы, мужчины, в трудармейских
лагерях валили лес.

Чуть поздней в тайгу пригнали
женщин с пилами в руке.
Хватит петь детишкам песни
на немецком языке.

Мамы плакали о детях
и сгибались от тоски.
Стыли слёзы, острый голод,
как топор, стучал в виски.

Хоронили их без гроба,
рядом не было семьи.
Эх, могилки-колыбелки,
горки снега и земли!

Далеко у самой Волги,
в доме на родной реке,
мне бы песенку послушать
на немецком язык

[irina movt]

Эрна Гуммель(1914-1988)

РОДНОЙ ЯЗЫК

Из-за тебя потерян дом родной.
Из-за тебя унижена судьбой...
Он был всегда, твой ласковый мотив,
в моей душе на струнах грусти жив.
Из-за тебя смеялись надо мной,
из-за тебя бывала я немой...
Но если выбивалась я из сил,
ты был со мной, и ты меня хранил.
Из-за тебя трудяги шли в рабы,
могилы рылись, грудились гробы,
но ты был мой, и ты был мной любим,
как очага родного сладкий дым.
Когда же трижды прокляли тебя,
я шла с тобой, твои слова любя.
Когда друзья мою забыли дверь,
ты был моей отрадой, уж поверь!
Я виноватой стала без вины,
но ты входил в мои больные сны,
и я всегда впадала в нервный плач,
когда твои слова кромсал палач.
Ты говорил: «Давай-ка без обид!
Все правда высветит, и победит.
Кто был ко мне порой несправедлив,
разучит мой доверчивый мотив.»
Я верила тебе, язык родной,
и снова обретая свой покой,
я из тебя пила, и твой поток опять
мне сердце оживить помог.
Ведь если выбивалась я из сил,
ты был со мной, и ты меня хранил,
а что из-за тебя теряла вдруг,
в общении с тобой найду, мой друг!

[Marina30]

Bettelkind in Sibirien
Reinhold Frank

Es trippelt und stolpert bei Schnee und bei Wind
auf sibirischen Wegen ein deutsches Kind.
Die Eltern, die nahm man ihm weg mit Gewalt,
und Oma liegt krank, und der Ofen ist kalt.
Drei Tage kein Brot mehr im Haus –
da trieb es der Hunger zum Betteln hinaus.
Fremd ist ihm die Sprache im weltfremden Ort,
es kennt nur ein einziges russisches Wort.
Statt „Brot“ sagt's jetzt „Chleb“,
und streckt sein Handchen vor,
steht frierend vergebens vor manch fremdem Tor.
Man sto?t es und jagt es mit Drohungen fort:
„Verschwinde, Verfluchter, zieh weg aus dem Ort!“
Ihn schwindelt vor Hunger, die Kraft geht ihm aus,
der Abendwind schiebt es zum Dorfe hinaus.
Die Nacht ist so dunkel und frostig der Wind, -
sibirische Stra?en gefahrenreich sind.
Der Sturm rast voruber. Die Wolken ziehn ab.
Am Wegrand erstarrt liegt ein Kind ohne Grab,
sein flehendes Handchen zum Himmel gereckt,
von schneewei?em Leichentuch gnadig bedeckt.

[irina movti]

Эдмунд Гюнтер(1922-1982)

КАРТИНА ПРИРОДЫ

Земля прекрасна, зеленеют нивы,
течет река, в цвету долина. Но
смотрелась бы природа сиротливо,
когда б не чудо в ней еще одно.

И синь реки, и травы в изобилье
на берегу. Роса в траве блестит.
Когда бы здесь еще деревья были,
во сколько раз прекрасней был
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * бы вид.

В цвету долина. Ветерок с кочевья
нектар и солнце ласково струит,
в груди напев восторженный звучит.
Когда бы здесь еще росли деревья,
во сколько раз прекрасней был бы вид.

А луг в цветочных грезах утром рано!
Туманом розовым окутанный, он спит.
Какой пейзаж! Как сердце он пленит!
Когда б деревья вышли из тумана,
во сколько раз прекрасней был бы вид.

О, дальний край, твой свет не потускнеет.
Родной мой волжский голубой простор.
Там у дорога дом. И зеленеет
Там дерево у дома до сих пор.

[irina movt]

ДоминикГольман(1899-1990)

МОЯ РОДИНА

Где река-Караман струится
у песчаных кос быстрей,
где в слезах старушки-ивы
наклоняются над ней.
Где плывет туман над пашней
в зное солнечного дня,
там, на Волге, там, на Волге
счастье — родина моя.

Там, где жаворонки утром
с песней рвутся в облака,
где летят над степью кличи
пароходного гудка,
там, где каждый холм и камень
с малолетства знаю я,
там, на Волге, там, на Волге
радость — родина моя.

Там, где церкви золотеют,
спелых яблок красноцвет,
там, где сочные арбузы
зазывают на обед,
где табак немецкий курит
озорная ребятня,
там, на Волге, там, на Волге
детство — родина моя.


Там, где я любовь и дружбу
в жизни в первый раз узнал,
где при счастье и невзгодах
прочно на ноги я встал,
где отец мой работяга
вечным сном почил, друзья,
там, на Волге, там, на Волге
там лишь родина моя.

[irina movt]

Фрида Кирш
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ

Мы не творили злодеяний,
но выпал нам удел страданий.
Забудь мы свой язык родной,
была бы жизнь у нас иной.
И наши дети бы едва ли
зло произвола испытали.
Как часто приходил домой
мой сын из школы сам не свой.
О, мама, в чем я виноват?
Меня все дразнят и хулят.
— Фашист! — в лицо мне класс кричит.
Учитель слышит — и молчит.
Я в школу не хочу, устал я,
я не хочу, чтоб рисовали
на ранце свастику мелком.
Фашист... Но я-то здесь при чем?
И малыша я утешаю:
«Есть люди добрые, я знаю.
Поверь мне. что настанет час,
и жизнь порадует и нас.
Что делать, мы терпеть должны,
пока поймут, что нет вины
на нас, и людям злым тогда
краснеть придется от стыда».

[irina movt]

Г. Зитнер
* * * * * * * * ****
He для меня раскрылись розы,
и ликование в стране,
не для меня цветы пестреют
там, в нашей волжской стороне.

Не для меня струится Волга
на юг в победной тишине.
Чужие мы в своей отчизне,
и в кратком дне, и в вечном сне.

[irina movt]

Герман Арнгольд(1921-1991)

ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ

Итак, пришла война.
Зимой и летом и день,
и ночь в лесу топор стучал.
Из темного лес становился светлым,
и звался этот лес — лесоповал.
Топор тяжелый. Грубые ладони.
А на плечах лучковая пила.
С горы на гору. На пологом склоне
в то время наша вырубка была.

Кряхтят деревья — братья по
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *несчастью -
и... рушатся, вздымая снежный прах.
Вас пощадить, увы, не в нашей
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *власти.
Вы пали, как герои на фронтах.

Не жаль нам и немыслимых усилий,
не на прогулку здесь мы собрались.
Мы одолеем вражескую силу,
хоть на войне без жертв не обойтись.

Нас не страшили снег и стужа
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * с ветром,
в мороз за сорок были еще злей,
и выполняли план по кубометрам,
не проклиная участи своей.

Но если вдруг до нормы не хватало,
твой хлебный сокращался рацион.
И ты всю ночь дрожал под одеялом,
в голодных муках призывая сон.

Не труд, но голод был невыносимым
День новый наступал, и вот тогда валил,
пилил, рубил, как одержимый
Оплачивался хлеб ценой труда...

[irina movti]

Роберт Вебер(род. в 1938 г.)


РЕПРЕССИИ

Миллионы замученных и убитых.
Глубокий кроваво-коварный секрет..
Но все,
что сегодня сугробом сокрыто —
раскроет оттепельный свет.


ТЯЖЕЛЫЕ МЫСЛИ

Три столетия назад
была у меня в Германии
земля моих прапрадедушек
и прапрабабушек.
где все говорили по-немецки.
Полстолетия назад
была у меня па Волге
земля дедушки и бабушки,
где говорить по-немецки
было запрещено.
Во время самой страшной
войны в тыловой Сибири
была у меня земля —
без отца и матери,
где говорить по-немецки
стало опасно для жизни.
Теперь передо мной
такая огромная страна,
что только с большим трудом
я могу назвать ее

«моей землей»,
тем более, что это странно,
когда здесь говорят по-немецки...
Будет ли у меня
когда-нибудь клочок земли,
где станет возможным
радостно говорить по-немецки?

РАСПУТИЦА НА РАСПУТЬЕ

Грязь, слякоть, страх —
и вопросы уродливые:
«Что делать?
Кто виноват?»
Каждый до смерти
любит родину.
Стоит и ждет:
Где выход, брат?
Вправо? Влево? Вперед? Назад?
Кто нам укажет путь?
Развезло все дороги —
и в башке та же муть.

[irina movti]

Владимир Штеле
* * * * * * * * * ****
С таким акцентом необычным,
С такой печальною судьбой
Старик в толпе русскоязычной
Страшится быть самим собой.

А я боюсь его окликнуть
И соплеменником назвать,
Я тенью рядом с ним застыну
И буду стыд и страх скрывать.

Как научиться мне молиться,
Чтоб успокоиться на миг
К каким богам мне обратиться,
Коль чужд мне мой родной язьж?

Клубятся тучи в небе тусклом,
Сгоревших жизней это дым.
И в храме русском я на русском
Молитву шлю богам своим.

Давно Поволжье ждет -дождя,
Земля лежит в ничейной зоне,
Но до сих пор глаза вождя
Суровы так и непреклонны.

Я чувствую тяжелый взгляд
Моей державы и сограждан.
И буду сломлен я однажды,
Мне сны об этом говорят.

Уходит из-под ног земля,
Где до сих пор нас не признали.
Прощу и попрощаюсь я,
Неси, судьба, в чужие дали.

Мне по кисельным берегам
Бродить с неутоленной жаждой.
Но взгляд былых моих сограждан
Я буду чувствовать и там.

[Аlexander]

Irina Martin, стихи, помещённые Вами здесь, не возможно читать без слёз. Огромное Вам спасибо! Вы любите свой народ и Поволжье, которое для многих, многих российских немцев, было Родиной, которую, к сожалению у них безжалостно отняли:-(! Ещё раз спасибо, Вам(F)!

[irina movti]

спасибо ,Александр. Многие спрашивают , почему стихи не на немецком,к сожалению,нашла только *на русском,хотя пытаюсь найти и на немецком.

[Maria Kovt]

Wir sind verschickt, wir sind verbandet
Wir haben hier kein Heimatland
Dann lasst uns ruber, lasst uns hinaus
Lasst uns aus dem Russland heraus
Wir sind es Mude, wir sind es Satt
Wie ihr uns schon gerackert habt
Ja genau gerackert und geplagt
Nach Sibirien Weit verjagt
Von Sibirien weiter fort
In den hohen kalten Nord
Es ging nach Iwdel in den Wald
Es gab viel Schnee und *es war bitter kalt
*
Iwdel war ein Menschenvernichtungslager
Wir wurden immer Schwacher und ganz Mager
Psychisch waren wir langst gebrochen
Physisch nur noch die Haut und Knochen
*
Es starben viele und jeden Tag mehr
Einige Baracken waren schon ganz leer
Aus einer nahmen die Brischen raus
Und nannte es einfach Krankenhaus
Es gab kein Arzt und auch kein Pfleger
Nur starke Manner als Leichetrager
Aber es gab ein „Sanitar“ und das war genug
Er prufte nur nach ob der Puls nicht schlagt
Ein bisschen Brot, ein Stuckchen Teig
Trubes Wasser tranken wir sogleich
Man braucht kein Loffel und kein Messer
Weil die Breinesselsuppe schmeckt immer besser
Auf die Arbeit mit der Musik
Getragen wurden viele zuruck
Durch das Tor, durch die Wacht
In das Krankenhaus in der selber Nacht
Am nachsten Morgen wickelt man sie ein
Und trug sie hinaus, zum Loch hinein
Aber manche haben jedoch das Gluck
Kamen halber Tod zuruck
Aber Zuhause war es nicht linder
Es blieben Nackte, bettelnde Kinder
Elend, Kummer, Hunger und Not
Heute Lebendig, Morgen schon Tod
Und die wo ubrig blieben
Sollten sie wieder lieben
Warum den lieben und nicht hassen
Wohl fur die Wunden die sie uns haben uberlassen
Dann haben sie uns gezwungen
Zusprechen mit einer fremden Zunge
Warum Zunge und nicht Sprache
Weil sie statt Sprache Zunge sagen
Sie machen aus uns gro?e „Spezialisten“
d.h. Gute Melkerin und flei?ige Traktoristen *
Und plagten uns so lange
Bist die meisten Zugrunde gingen.

[irina movti]

Мария,кто автор стихов?

[irina movti]

<f fa z+2>Meine Ahnen
<f fa z+1>Nelly Wacker
Bei Stuttgart, unweit von Schorndorf,
als Weinbauern in Geradstetten,
unter Schwaben im Schwabenland,
lebte der EISENBRAUN Clan.
Und irgendwo dicht daneben
(wo genau, mochte ich gern erfahren!)
bearbeteten Hof und Wingert
die Bauern BAUERLE mit Elan.
Was trieb diese flei?igen Leute,
meine mutigen Ururgro?eltern,
aus der Heimat in wilde Fernen?
Warum haben sie DAS getan?
Sie wollten die Kinder und Enkel
vor Drangsal und Plunderung retten
und brachen durch Not, Tod und Elend,
durch Urwildnis tapfer sich Bahn.
Und nun - nach zweihundet Jahren -
fliehn vor Chaos und Unterdruckung
die Enkel JENER Enkelkinder
zuruck... Ist DAS wohlgetan?

[irina movt]

<f fa z+2>Dort ... hier ...
<f fa z+1>Nelly Wacker
Dort, in der alten Heimat - glucklicher Kindheit Sonne...
Hier, in der neuen Heimat - Rechte, zu spat gewonnen...
Dort, in der alten Heimat - Eltern und Heim verloren...
Hier, in der neuen Heimat - Hoffnungen, neugeboren...
Dort, in der alten Heimat - Deportation, Gefangnis...
Hier, in der neuen Heimat - menschliches Dasein - endlich!
Dort, in der falschen Heimat - denk-, seh- und gehbehindert...
Hier, in der wahren Heimat - Sehnsucht nach den verla?'nen
Grabern, Freunden und - KINDERN.
<f fa z+2>Geiseln jenes Krieges
<f fa z+1>Nelly Wacker
WIESO - zuerst erwunscht, nun aber - unerwunscht?
Warum sind wir, die NEMZY dort,
nun plotzlich hier, in Deutschland, - Russen?
Wir waren Deutsche unter vielen ru?landischen Volkern
und blieben es - zweihundert abwegige Jahre lang.
Auch dann, als wir - erniedrigt, deportiert, verbannt -
vollstandiger Vernichtung preisgegeben wurden...
Auch als noch 50 Jahre NACH dem gro?en Krieg
die uberlebenden zu Geiseln jenes Krieges zahlten.
Wir wollen endlich Deutsche unter Deutschen sein!
Da? viele Kinder heut zu wahren "Stummen" wurden, -
dafur sind weder sie noch wir so hart zu strafen.
Es war nicht leicht, als Deutsche unter Russen
heranzuwachsen wahren jenes Krieges -
gegen Deutschland.

[irina movti]

<f fa z+2>Ich bitte ums Wort!
<f fa z+1>Nelly Wacker
* * * * * *Meinem Vater
* * * * * *Reinhold Bauerle
* * * * * *gewidmet.
Heut fordert Vaters Stimme immerfort:
"Sag du die Wahrheit uber mich,
Kind, bitte du ums Wort..."
An wurgenden Erinnerungen war ich lange krank...
Beschreiben will ich jede unverge?lich schwere Stunde
aus jener Zeit, als unsre Kindheit jah versank
in eines unheimlichen Abgrunds tiefstem Grunde.
Beschreiben, wie in jene traumumwobne Mitternacht
sich drohend zwangten feindliche Gewalten
und bose Worte fielen, die dem - Vater galten...
Was suchten sie? Warum durchwuhlten sie das Haus
und zerrten aus dem Schrank, dem Schreibtisch Hefte, Bucher?
Aus der Kommode rissen sie die Laden alle raus...
Gelahmt vor Schrecken, starren wir aus unsern Tuchern...
Und plotzlich kippten sie den Christbaum wutend um -
die Scherben knirschten unter ihren Stiefeln klaglich.
Und Vater stand da - kreidewei? und stumm...
Wie schrecklich war das anzusehen, wie unertraglich...
Dann gingen sie und - nahmen Vater mit... Zuruck -
blieb Leere. Wir sa?en lange weinend beieinander...
Ach, damals ging es unter, unsrer Kindheit Gluck...
Danach begann das heimlos bittre Wandern.
...
Gebrochen an Herz und Seele
war unsere Mutter, die Arme...
Wir sollten die Wohnung raumen.
Es gab fur uns kein Erbarmen.
Wohin mit den vielen Sachen?
Wer wird uns Unterkunft geben?
In Schulhausern war verlaufen
Das ganze Familienleben.
Des Volksfeindes Kinder wollte
kein Mensch bei sich wohnen lassen...
Frau W. war's, die Mitleid hatte.
Sie war genauso "verlassen".
Im engen Zimmerchen fanden
nur Platz Mama und die Kleinen.
Ich hing zwischen Himmel und Erde...
Nicht weinen... Nicht weinen...
...
Nein, keine noch so reumutige Beichte
der gottverdammten Vatersmorder kann
mir das ersetzen, was verloren ging,
kann ausradieren meine heimwehkalte Kindheit...
Ich sage: MEINE Kindheit? Unsre! UNSRE!
Denn waren wir nicht Millionen Kinder
der Unschuldigen, die das Beil der Unzeit traf?!
Wo sind sie, die uns Vater, Mutter raubten?
Uns uber Nacht jah ins Verderben stie?en?
Wie viele mu?ten fort und kamen nie zuruck...
Wo sind die Diener jener tauben Feme?
Wir alle wollen heute ihre Beichte horen,
denn: UNGERECHTIGKEIT verjahrt ja nie!
...

[irina movt]

Gerhard Zielke
Beichte eines Versagers
Ich seh mich gehn durch weiche Raume,
mit schwarzen Kleidern angetan.
Drapierte Vorhange wie Traume –
Ein Trugbild nur, ein eitler Wahn.
Weg, weg, du falsches Zwecksbekenntnis!
Wer hat sich hier zur Zeit bekannt?
Mit festem Mut der Selbstverbrennung
zertrummern wir der Dogmen Wand.
Man muss sich endlich mal entscheiden,
es findet sich ein Ausweg einst.
Willst du denn immer Schwachling bleiben
im wilden Treiben unsres Seins?
Wie lange wird das Volk gegangelt,
wie lange ist’s schon angepflockt?
Wie lange ist’s in seiner Enge
der allererste Sundenbock?
Doch nicht mit Blei zerstort man Wande
und nicht mit blodem Marktgeschrei.
Das schwere Kreuz in schwachen Handen –
so gehen wir durch dichte Reih’n.
In fremdem Lande leben wir,
in fremdem Lande sterben wir.
Und keiner will uns etwas gonnen.
Und fremde Lieder singen wir,
und fremden Kummer leiden wir …
die fremden Schmerzen brennen.
1980

[Аlexander]

Irina: *Многие спрашивают , почему стихи не на немецком,
В этих стихах воссоздана вся жизнь нашего народа, который благодаря, свойственным ему национальным чертам, и несмотря на все нанесённые ему удары, вновь и вновь вставал на ноги. Об этом мы все должны знать и помнить. Считаю то, на каком языке они написаны, совершенно неважным!

[Maria Kovt]

Dort am fernen Wolgastrome Steht mein deutsches Vaterhaus, Wo als Kind ich eins gewohnte Gingen Fremde ein und aus. Meine Wiege stand geborgen In dem Haus am Wolgastrand: Mutter trug allein die Sorgen Seit dem Vater war verbannt. Jede Stube, jedes Suchloch In dem Haus war mir bekannt, Auf dem Hof durch manches Schlupfloch, Bin ich oftmals durchgerannt! Es rauscht und spruht in Russlandhauser, Russland, du hast viel geseh’n. Uns, Wolgadeutsche, lies man schreiten Und wollte uns dann untergeh’n. Doch dann kam der Tag des Jammers Und man lief von Haus zum Haus; Jede wand in Stub und Kammer Kust’ ich ohne Ton und Wort. Als wir aus dem Tore zogen Schaut’ ich mich noch einmal um, Hob ein Stein vom Heimatboden Presste ihn an meinen Mund. Traurig gingen wir die Stra?en Unser Heimatstadt entlang, Wo wir Sonntagsabend sa?en Feierlich beim Glockenschlag. Es rauscht und spruht in Russlandhauser, Russland du hast viel geseh’n; Uns Wolgadeutsche lie? man schreiten Und wollte uns dann untergeh’n. Strommwarts ging dann uns’re Reise Auf den Wolgafluss hinaus, Traurig klang die alte Weise: „Gru? noch mal dein Vaterhaus“. Weit verbannt in Taigawalder, Hinter Stacheldraht und Zaun, Bin ich hungrig eingeschlafen, Sah ich dieses Haus in Traum. Und ich kann es nicht vergessen, Dieses Haus am Wolgastrand, Wo die Vater eins gesessen Und bebauten dieses Land Es rausch und spruht in Russlandweiten, Russland, du hast viel geseh’n; Uns, Wolgadeutsche, lies man schreiten Und wollte uns dann untergeh’n. Schuldlos wurden wir vertrieben, Viele mussten untergeh’n: Wer am Leben war geblieben Wollt zu Fu? nach Deutschland geh’n. Nach Deutschland geh’n. Autor so wie auch Komponist unbekannt.

[Nikola]

Ирина! вы очень хорошую тему создали и неважно на каком языке она пишеться(российские немцы пусть со словариком почитают)самое главное о нашем народе(Y)

[Аlexander]

Den Nachkommen
Dominik Hollmann

Einst lebten wir im schonen Wolgalande.
Am Kar’man stand mein altes Vatershaus.
Da kam der Krieg. Mit Freunden und Verwandten
wir mu?ten nach Sibirien hinaus.
Hart war der Krieg, der Hunger und die Froste.
Es mangelte gar oft am lieben Brot.
Doch schafften wir und muhten uns aufs Beste
und langsam uberstanden wir die Not.
Jahrzehntelang verachtet und entrechtet,
aufs Schmahlichste verleumdet und verkannt.
O denkt daran, ihr kunftigen Geschlechter,
die ihr die Schmach der Vater nicht gekannt.
Ihr Jungen lebt in Wohlstand und Vergnugen,
zufrieden mit der Welt und eurem Aufenthalt.
Denkt ihr daran, wie viele Manner liegen
in Massengrabern dort im wilden Wald?
Kein Kreuz, kein Denkmal zeigt die Grabesstatte
und keine Tafel zahlt die Namen auf
der Menschen, die vor Drangsal und vor Hunger
zu fruh beendet ihren Lebenslauf.
Verfa?t Ende 60-ger Jahre
Veroffentlicht 1989

[Аlexander]

Это стихотворение в этой теме поместила Irina Martin на русском языке. А вот как оно звучит на нашем родном языке.
Mein Heimatland
Dominik Hollmann

Wo der Kar’man leise platschernd
um den sandigen Hugel biegt,
wo die alte Trauerweide
uber ihm die Aste wiegt,
wo die breiten Ackerfelder
dampfen in dem Sonnenbrand,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein liebes Heimatland.
Wo beim ersten Sonnenstrahle
sich die Lerche trillernd schwingt,
wo des Dampfers schrilles Tuten
weitaus in die Steppe dringt,
wo mir jeder Stein und Hugel
ist von Jugend auf bekannt,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein trautes Heimatland.
Wo die Kirschen purpurn gluhen,
reift der Apfel goldne Last,
wo die saftigsten Arbusen
labten uns zur Mittagsrast,
wo wir deutschen Tabak bauten,
wie kein zweiter war bekannt,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein teures Heimatland.
Wo mein Herz der ersten Liebe
und der Freundschaft Macht erkannt,
wo bei gut und schlechten Zeiten
ich auf festen Fu?en stand,
wo mein Vater arbeitsmude
seine letzte Ruhe fand,—
an der Wolga, an der Wolga,
ist mein wahres Heimatland.
Verfa?t 1948 als Antwort auf Erlass den Sowjetregierung
"Ihr seid verbannt auf ewige Zeiten"
Veroffentlicht 1988

[Аlexander]

Wiegenlied einer wolgadeutschen Mutter
Dominik Hollmann

Schlaf mein Kind, mein lieber Knabe!
Dunkel ist die Nacht.
Nur der Mond am Wanderstabe
halt allein noch Wacht.
An dem schonen Wolgastrande
waren wir zuhaus.
Doch man trieb mit Schmach und Schande
uns von dort hinaus.
Malte uns ‘nen schwarzen Flecken
auf die freie Brust.
Mu?ten leiden Greul und Schrecken,
Kummer und Verdru?.
Jeden Sowjetdeutschen nennt man
Diversant, Spion...
Schlaf, mein kleiner deutscher Landsmann!
Schlaf, mein lieber Sohn!
Und auch du, in deiner Wiege
hast schon diesen Fleck,
denn trotz aller gro?er Siege,
niemand wischt ihn weg:
In dem gro?en Sowjetlande
jedem bluht sein Gluck.
Du allein bleibst ein Verbannter,
denn zum heimatlichen Strande
darfst du nicht zuruck.
Viele schone Worte sagt man
einst auch dir, mein Sohn.
Doch solang den Fleck wir tragen,
ist es schnoder Hohn.
Schlaf mein Kind, beim Silberscheine,
bist noch klein und schwach,
wei?t noch nicht, warum ich weine,
nichts von Ha? und Schmach.
Wachse Kind! Straff deine Sehnen!
Sei kein stummer Knecht!
Denk an deiner Mutter Tranen
und verlang dein Recht!

Verfa?t Anfang 50-iger Jahre
Veroffentlicht Ende 80-iger Jahre

[Аlexander]

* * *
Dominik Hollmann

Schweres Los, mein boses Schicksal
hast mir ubel zugespielt,
hast mich von der schonen Wolga
nach Sibirien hingefuhrt.
Nicht fur boses Tun und Treiben,
nicht fur eine schlechte Tat.
Keine Schuld sturzt mich ins Ungluck,—
nur Verleumdung und Verrat.
Kein Verbrechen je begangen,
immer Gutes nur im Sinn.
Mu?te geh’n in die Verbannung
nur weil ich ein Deutscher bin.
Langst ist jener Feind zerschlagen,
das Land von andern wird regiert.
Aber ich mu? hier verharren,
widerrechtlich hergefuhrt.
Und ich sehn mich nach der Heimat,
frag in aller Welt herum:
Warum darf ich nicht nach Hause?
Sagt mir’s Leute! Sagt: Warum?

Verfa?t 70-iger Jahre.
Veroffentlicht Ende 80-ger Jahre

[Аlexander]

Ein Traum
Dominik Hollmann

Nach langen und qualvollen Jahren
in ferner bewaldeter Schlucht
hab ich, meine Sehnsucht zu stillen,
die liebliche Heimat besucht.
Zwar wei? ich, dort darf ich nicht wohnen,
mir ist es von Oben versagt.
Wie oft hab ich das schon im Stillen
im Kreise der Freunde beklagt.
Doch scheut ich nicht Muh noch Beschwerden
und zog uber Taler und Hoh’n,
um einmal noch, wenigstens einmal
die Heimat, die Heimat zu sehn.
Das trauliche Mutterchen Wolga,
sie lachelt mich wehmutig an:
"Wo warst du so lange gewesen?
Was hab ich dir Boses getan?
Wahrhaftig du warst und du bleibst mir
mein armer, geachteter Sohn"-
so sagten die platschernden Wellen.
Das war meiner Sehnsucht zum Lohn.
Mich gru?t das gebirgige Ufer
und links sich die Wiese hinzieht.
Erkenne auch manchmal die Ortschaft,
wo einst reiche Garten gebluht.
Die Dorfer, mir einst so bekannten,
sie scheinen so fremd und verwaist...
Nur unverandert und heimisch
und friedlich die Ilowlja flie?t.*
Der Karamysch schlangelt noch immer*
die huglige Gegend entlang.
Das Rauschen der Quellen in Balzer**
gleicht uralter Freunde Gesang.
Der Karaman ist trube und traurig,*
denn hin ist sein Ruhm, seine Pracht.
Wo sind all die flei?igen Bauern,
die er einst zum Wohlstand gebracht?
Auch unten zum Jeruslan komm ich.*
Der flustert vertraut wie ein Kind:
Kannst du mir, o Wandersmann, sagen,
wo jetzt meine Landsleute sind?
Noch fluchtig erblick ich auch Seelmann.**
Nach Marxstadt gelustet mich sehr.**
Da sind meine Augen verschleiert,
ich sehe vor Tranen nichts mehr.

* Karamysch, Jlowlja, Karaman (Kar’man), Jeruslan - Nebenflusse
der Wolga und des Don, an denen die Siedlungen der Deutschen lagen.
** Balzer, Marxstadt, Seelman - deutsche Stadte an der Wolga.
Verfa?t 60-iger Jahre
Veroffentlicht 1991

[Мария Гакштэ]

Баллада о трудармейцах.
Их жизнь уже сама сложила повесть,
Её бы не пропеть, а прокричать,
Взрывая чью-то чистенькую совесть,
Привыкшую не спорить, и молчать.
Какая получилась бы баллада
Из детских слез, из песен и молитв!
Здесь лишних слов выдумывать не надо,
Здесь каждый звук с людской судьбою слит.
Скорбя, поем о щупленьких подростках,
С лопатами прошедших пол тайги,
В пятнадцать лет, увы, понять непросто,
Что трудармейцы вовсе не враги.
О Венцеле, который стал Венцовым,
О генрихе, под именем Андрей,
О том, какие тяжкие засовы
В бараках трудармейских лагерей.
Их жизнь уже сама сложила повесть,
Её бы не пропеть, а прокричать,
Взрывая чью-то чистенькую совесть,
Привыкшую не спорить и молчать.
И лишь надежды слабое дыханье
Тепло несет в озябшие сердца.
Давайте, помня наши испытанья,
Споем балладу жизни до конца!
Л. Борисова.

[Мария Гакштэ]

ПАМЯТИ ТРУДАРМЕЙЦЕВ
Упорно бьет в плотинный темный камень
Залив осенней, тяжкою волной...
Стою один. Со мной сегодня память,
И давний год теперь - сорок второй!
Студеною волною в память сердца,
Слезою скорбной льются эти дни...
Тогда здесь умирали трудармейцы,
На безответный падали гранит.
Уральские метели их отмели,
Глаза закрыть родные не пришли.
Отметили начальники отдела
Лишь номера на бугорках земли.
Военных лет наследье роковое!
Бесправие на много лет вперед
Познал сполна! - за той виной чужою -
Немецкий, зло наказанный народ.

[Мария Гакштэ]

Jakob


Июнем согретые воды
в даль Волга катила свои
мы стали врагами народа
на первом этапе войны.
Коровы и овцы метались
Скулили и лаяли псы.
В слезах мы дома покидали
Несняв что сварили с плиты.
ну ладно водица вскипела,
Давай пелемени сюда
хорошее сделали дело
и вкусною будет еда.
Добавим немного приправы
Люблю почему-то укроп...
Конешно же власти не правы
Но мы их неведаем троп.
Оставили нас бы в покое
Но где же им разума взять.
Иль времечко было такое
любили тогда выселять.
В Сибири нас всех осудили
язык нам поставив ввину.
Кого-то под пули пустили.
Кто в лагерь попал, кто в тюрму.
Jakob

Дорога же в город, вёрст девять,
сходи-ка туда да сюда
и эта забота о хлебе
ударила в грудь как беда.
Он как-то придя, расхворался
подолгу сидел у окна
и слёг и уже неподнялся.
Осталась с детьми я одна.
То дома то в поле пласталась.
Работой держала слезу.
С упорством крестянки я знала.
Детишек взростить я смогу.
И бабушка глухо вздыхает,
руками сгребает муку.
Воды и сольцы добавляет,
а я продолжения жду.
Марии уж было шестнадцать,
чуть старше Иван и Андрей.
Им время пришло миловаться
Имели подруг и друзей.

[Мария Гакштэ]

Притча о немцахАлександр Бефорт
Расселились иноземцы, преимущественно немцы,
На российских на равнинах со времён Екатерины.
Нарезалися границы по велению царицы;
Избы ставились надолго по брегам великой Волги.
Немцы с завидной сноровкой жизнь устраивали ловко.
Жили тихо, не роптали, в землю русскую врастали.
Свой язык, свою культуру сохранили всё в натуре.
Той земли, где проживали, все законы уважали.
Между тем, бежали годы. Были радости, невзгоды.
Поколения менялись; внуки, правнуки рождались.
Два столетья - срок немалый, скоро немцев много стало.
И решили власти в миг семьи немцев расселить.
Это памятные даты: крики, лошади, солдаты.
Строй повозок на перронах, вздохи, слёзы у вагонов…
Разбросало всех по свету, по большой стране Советов.
Кто остался в Магадане, кто-то в пыльном Казахстане,
И поля Узбекистана помнят немцев, как ни странно.
Помнят их огни Магнитки, взмокших от труда до нитки.
И леса глухой Сибири немцев тоже не забыли.
Рудники, лесоповалы, целина и лесосплавы,
Крепи угольных забоев помнят общества изгоев.
Жизнь носила, жизнь бросала, много судеб изломала.
Пережили, всё стерпели и душой не очерствели.
Так бы жили и поныне, но, на счастье, Власть сменили…
И теперь в стране Советов нет на выезды запретов.
Потянулись вереницы к чуждой западной границе.
Как прапрадеды когда-то путь проделать, но обратный.
Выбор нужный сделал каждый. Сделан верный шаг однажды.
Чтоб потом спокойно жить, никого в том не винить.
Так теперь и наши немцы стали вновь переселенцы,
Через много лет скитаний, через слёзы расставаний
Возвращается народ, завершая свой виток.
Земли встретили не худо, на житьё давали ссуды.
Жить теперь да не роптать, к новой жизни привыкать.
Поддержали социально и пытаются морально:
Дали статус «русский немец», вроде свой, но чужеземец.
Строй другой, не та культура, чужда общества структура.
Цену деньгам знают все, жизнь свою живут в красе.
Им неведомо, что где-то можно без электросвета
И зарплаты тоже жить, верно, Родине служить.
Ну а Родина в упадке: кто смогли, те в беспорядке
Растащили весь Союз, как разрезанный арбуз.
Прибалтийские народы запросили вмиг свободы,
А затем Кавказ, Молдова захотели жить по новой.
Беспредел, неразбериха овладели Властью лихо.
Между нациями распри для республик дружных, братских
Стали нормою теперь - дружба врозь, закрыта дверь.
Неуютно стало в доме, где всё было так знакомо,
Где народы мирно жили, как нигде в огромном Мире.

[Nikola]

Фрида Кирш

БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ

Мы не творили злодеяний,
но выпал нам удел страданий.
Забудь мы свой язык родной,
была бы жизнь у нас иной.
И наши дети бы едва ли
зло произвола испытали.
Как часто приходил домой
мой сын из школы сам не свой.
О, мама, в чем я виноват?
Меня все дразнят и хулят.
— Фашист! — в лицо мне класс кричит.
Учитель слышит — и молчит.
Я в школу не хочу, устал я,
я не хочу, чтоб рисовали
на ранце свастику мелком.
Фашист... Но я-то здесь при чем?
И малыша я утешаю:
«Есть люди добрые, я знаю.
Поверь мне. что настанет час,
и жизнь порадует и нас.
Что делать, мы терпеть должны,
пока поймут, что нет вины
на нас, и людям злым тогда
краснеть придется от стыда».

[Nikola]

То было на Вятке *

в безлюдном лесу. *

Мы рыли *

могилу в болоте. *

Погреться порой *

отходили к костру *

и вновь *

приступали к работе.

*

Лопаты врезались

и в камни, и в мох,

и в корни,

и в ржавчину гнили.

А ноги так стыли —

помилуй нас, бог!

И руки

от холода ныли.

*

Истлевшие трупы *

лежали в кустах –

на лицах *

осенняя слякоть. *

И не было мяса *

на синих костях... *

Посмотришь — *

и хочется плакать.

*

Когда мы друзей *

предавали земле, *

надгробной уж не было речи. *

Мы, встав на колени,

шептали во мгле: *

«Прощайте, родные! *

До встречи!»

До лагеря мы

дотащились без сил *

вдоль берега *

ночью морозной. *

Дежурный охранник *

наганом грозил, *

что, дескать, *

вернулись мы поздно.

*

Хлебали баланду,

наш лагерный суп,

и спали

в объятиях бреда,

а в сумерках

с нар

Якоб стаскивал труп

навеки уснувшего Фреда.

[Nikola]

ПАМЯТИ ТРУДАРМЕЙЦЕВ
Упорно бьет в плотинный темный камень
Залив осенней,тяжкою волной
Стою один.Со мной сегодня память
И давний год теперь-сорок второй
Студеною волною в память сердца
Слезою скорбной льются эти дни
Тогда здесь умирали трудармейцы
На безответный падали гранит
Уральские метели их отмели
Глаза закрыть родные не пришли
Отметили начальники отдела
Лишь номера на бугорках земли
Военных лет наследье роковое
Бесправие на много лет вперед
Познал сполна!за той виной чужою
Немецкий,зло наказанный народ.
И лютой стужей-в лес,каменоломни
Под окрики,собак рычанье,вой
Бригадо-трудармейские колонны
Здесь шли на труд,как на последний бой.
Терялась вера.И терялись силы
Упавшие подняться не могли
И далеко отцовские могилы
Поволжская святая горсть земли
Ах,как горьки твои печали сердца
Народ,не удостоенный наград
Их не забыть-погибших трудармейцев
Немецкого народа страшный вклад
Где бьет волна в плотинный,темный камень
Прохожий,не спеши остановись
И скромно поклонись здесь вместе с нами
Тем что погибли утверждая жизнь

[Nikola]

КарЛАГ
В степи людей захороненья,
Прошедших через врата ада,
Не грешников – на искупление,
А бывших узников КарЛАГа.

Земля усеяна холмами
Из жертв системы геноцида –
В поминах «Божьими рабами»,
Страны, где быть рабом постыдно.

Трудом их сделаны дороги,
На шахтах добывался уголь…
Баланда в мисках, хлеба крохи,
В бараках мерзлых выла вьюга.

Был адский труд в полях бескрайних,
След пыток, скорби, унижений…
Руководил страною Сталин,
Стратегию придумал Ленин.

Гуляет *ветер по просторам,
Ласкает травы над холмами,
А за кладбищенским забором
Кресты скупые с номерами.

[Фридрих Дкун]

Константин Коппель * * * * *Далеко у самой Волги, * * в доме на родной реке, * * мама песенку мне пела * * на немецком языке. * * * * Тридцать лет качалась песня * * колыбельною волной. * * Я не знал, что это счастье * * может кончиться войной. * * * * Бабьим летом в сорок первом * * задымили поезда. * * Прочь прогнали «колонистов» * * из родимого гнезда. * * * * А потом уже в Сибири, * *где мотив любви исчез, * *мы, мужчины, в трудармейских * *лагерях валили лес. * * * * Чуть поздней в тайгу пригнали * * женщин с пилами в руке. * * Хватит петь детишкам песни * * на немецком языке. * * * * Мамы плакали о детях * * и сгибались от тоски. * * Стыли слёзы, острый голод, * * как топор, стучал в виски. * * * * Хоронили их без гроба, * * рядом не было семьи. * * Эх, могилки-колыбелки, * * горки снега и земли! * * * * Далеко у самой Волги, * * в доме на родной реке, * * мне бы песенку послушать * * на немецком языке.

[Колонист Вамжск]

***********.youtube.com/watch?v=Jp0mp19AE24&feature=player_embedded

[Михайличенко]

28.08.1941
Meinem Volk, meinen Verwandten, allen, die sein Leib und Gut in schrecklichen Verbannungsorten in Russland verloren haben und trotzdem als Deutsche geblieben sind, gewidmet.
Verschollen, verhungert, erfroren
mein Vater, dein Bruder, ihr Mann...
Hat jeder von uns Irgendeinen verloren
in diesem unglaublichen Land.
Auf Steppe, im Walde, auf Seen
sind Leichen von Deutschen zerstreut.
Man kann ihre Graber nicht finden, nicht sehen,
ihren letzten entscheidenden Deut.
Weil sie sich als Deutsche bekennten,
und zeigten ihr Treue und Fleis,
man durfte sie toten, verschleppen, verbrennen,
einfrosten im Winter, im Eis.
Mit Bangen um seiende Sklaven
knie ich in der Steppe, im Wald.
Denn irgendwo hier liegen unsere Ahnen
von Deutschen aus Schwabischen Alb.
Berlin 2007 * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *Johann Keib

[Rempel]

Я несу в ладонях свет,
Чтоб светлее было людям.
Чтоб встречали мы рассвет,
Тот, который не забудем.
Чтоб встречались мы всегда
В превосходном настроеньи
Повернуть могли туда,
Где не будет разветвлений.
Чтобы знать, из трёх дорог
Мы, какую выбираем?
Кто то свет для нас зажег
Чтобы мы не потерялись.
Чтобы помнили ответ
Из какого же мы рода
Нам несли в ладонях свет,
Предки нашего народа!
Выйдем мы из передряг,
Коль лояльнее все будем
И поймём, совсем не враг
Свет несёт в ладонях людям!
* * * * * * М. Вольман.

[Rempel]

Моему деду, Вильмс Абраму Петровичу, посвящается:
Лютый мороз...В тот страшный день
Январский день сорок второго года
Вели голодных и оборванных людей,
Чтоб гнать их на работы утром снова.
Их путь был страшен, хоть и недалёк
Вдруг подбежал к ним конвоир в шинели
Окрик прикладом, двигаться вперёд!
Чтоб получить паёк обледенелый...
Вместе со всеми шел и ты, мой дед
Ты шел в барак по снегу и по льду.
Ты шел, как тень, одолевая бред
От голода качаясь на ходу......
Ты шел вперёд мучительно палим
Стыдом отца, мужчины...Где награда?
Людей от голода пытался ты спасти
За то, что НЕМЕЦ...Страшная расплата!
Ты брёл не зная, где твоя семья,
Что сотворили с ними супостаты
Их всех загнали, только без тебя
В такие же глубокие бараки....
Я думаю ты знаешь, почему? *
Остался навсегда для нас любимый
Нет преданней тебя, народу своему
Великодушней и непобедимей....
Я в память о тебе сложила стих
И о тебе, я говорить потомкам буду
И хоть навеки в сорок пятом ты затих
Твой подвиг никогда мы не забудем!
* * * * * * * * * * * * * М. Вольман.

[Anatoli Mii]

Исход
Когда прощально самолёт крылом
Качнёт устало, курс держа на West,
Я знаю точно, мысль придёт о том,
Что этим выражаю свой протест.
Пусть он не громкий, как война в Чечне
И не Бен Ладана тер акты и *угрозы.
Исходом протестую я. И мне,
Плевать теперь на белые берёзы!

Я покидаю край холодный и чужой,
Так и не ставший мне родным поныне.
Спецлагерь над Тагилкою рекой.
И песню коменданта о рябине.

Я покидаю детства неуют,
Очаг в «саманке» и матрац с соломой.
Я покидаю тяжкий рабский труд
На благо тех, кем были мы ведомы.

Я покидаю подлость и обман,
Паразитизм в масштабах государства,
Наивных грёз о будущем дурман,
Погрязшее во лжи Иблиса царство.

Хочу быть тем, кем был рождён на Свет,
Гордиться именем великого народа,
Остаться немцем через сотни лет.
Вот смысл и цели моего исхода!

Барнаул, 2003 г.

[Anatoli Mii]

Проснись, Россия!

Россия-Родина, проснись,
Открой же сонные ресницы,
С полей твоих унылых птицы,
Летят, куда не оглянись.

Твои сыны, Россия-мать,
Так и не ставшие сынами,
Не почивают больше с нами,
Тебе уже их не обнять,

Не наградить их поздней лаской
И не сказать им добрых слов.
Открыты двери, снят засов,
И всё, что было, страшной сказкой
Они у дальних берегов

Не Волги-матушки, а Рейна
Передают по поколениям,
Весь пережитый стыд и срам
Уничтоженья и мученья,
Так, не дождавшись здесь призрения.

Позор твоим седым власам!..

Проснись Россия, хватить спать,
Внемли словам мольбы… Утрата
Уж *велика, и брат на брата
Готов здесь снова воевать,

Здесь снова правят лихоборы,
Мздоимцы, подлецы, лгуны.
Они всевластием пьяны,
А кто-то новой ждет «Авроры».

Проснись, Россия – мать добра,
Открой же сонные ресницы,
Не дай несчастию свершиться!
Уже давно пришла пора

Остановить виток гонений
И в ладно вьющуюся нить
Народы все объединить
Во благо новых поколений!
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Москва, 1992 г.

[Anatoli Miii]

Российским немцам
Пусть катятся пока печали слезы,
Скупые и солёные без соли.
Как очищают небо в мае грозы,
Очистим души, зубы сжав до боли.

Я верю, будет вновь сиянье глаз!
Ну, а пока – туч грозовых раскаты
И камни, ветер лжи швыряет в нас,
И тычет пальцем молний – вы прокляты!

За что? В ответ лишь подлое – «хи-хи» -
Но слышно, нарастают неизменно,
Слагаются в неровные стихи
Протесты жертв, безвинно убиенных.

Придёт и наш «Пурим»! И путь звезда осветит
И как быглубоко ни закопали нас
Дух справедливости в сердцах, он не погас.
Злодей за всё с лихвой ответит!
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Москва,1997 г

[Becker]

Мой кочующий *народ
Искал *ты доли *лучшей,
Но *не *шёл *ты через *брод
А *плыл рекой истории *кипучей
В *дороге к *волжским *степям умирал
Выживал *лишь самый *сильный
Ты мучился, терпел, *страдал,
Но *не сдавался, ставя *крест *могильный
Не *покладая рук *трудился *день *и *ночь
В *степях развёл *сады, дома *построил
Но *в сорок *первом выгнан был ты *прочь
Разве *этого * ты *удостоин?
И *вновь страдая, *брёл *по миру *ты
Родных *,детей, *друзей *теряя
Оставляя за *собой могильные *кресты
Смертями *свои *годы *измеряя
Но *и замученый *тогда *
Народ *мойподнимался
Горька *была твоя *судьба,
Но *не покорным *ты *остался
И *зацвели опять *сады
В *Сибири , Казахстане
Опять *с *колен *поднялся *ты
Хоть *был убит , изранен
Многострадальный *мой народ
Зачто *несёшь *такое бремя?
Исхожено *тобою сто *дорог
Непокорное, *кочующее *племя
Хвалу,народ, * тебе *пою
Твоею *силой востаргаюсь
Теперь *ты наконец *в *родном краю
Тобой *горжусь и восхищаюсь!

[Emma Miii]

Schwere Gedankenfolge (Robert Weber)
Vor drei Jahrhunderten hatt e ich in Deutsch land
ein Urgro?vater- und Urgro?mutt erland,
wo deutsch gesproch en wurde.
Vor einem halben Jahrhundert
hatt e ich an der Wolga
Gro?vater- und Gro?mutt erland,
wo deutsch zu sprech en verboten wurde.
Wahrend des allersch reck lich sten Krieges
hatt e ich im ruck wartigen Sibirien
ein Ohne-Vater-und-Mutt erland,
wo deutsch zu sprech en lebensgefahrlich war.
Nun habe ich vor mir
solch ein riesengro?es Land,
dass ich es „mein Land“
nur mit gro?ter Muhe nennen kann,
um so mehr, da hier
deutsch zu sprech en befremdlich ist...
Werde ich irgendwann
ein eigenes Stuck ch en Heimaterde haben,
wo deutsch frohlich gesproch en wird?

[Фридрих Дкунга]

То было на Вятке в безлюдном лесу.
Мы рыли могилу в болоте.
Погреться порой отходили к костру
и вновь приступали к работе.
Лопаты врезались и в камни, и в мох,
и в корни, и в ржавчину гнили.
А ноги так стыли - помилуй нас, бог!
И руки от холода ныли.
Истлевшие трупы лежали в кустах –
на лицах осенняя слякоть.
И не было мяса на синих костях...
Посмотришь - и хочется плакать.
Когда мы друзей предавали земле,
надгробной не было речи.
Мы, встав на колени, шептали во мгле:
«Прощайте, родные! До встречи!»
До лагеря мы дотащились без сил
вдоль берега ночью морозной.
Дежурный охранник наганом грозил,
что, дескать, вернулись мы поздно.
Хлебали баланду, наш лагерный суп,
и спали в объятиях бреда,
а утром с нар Якоб стаскивал труп навеки уснувшего Фреда.

[Irina Liid]

Normal *0 * * *21 * * *false *false *false * *DE *X-NONE *X-NONE * * * * * * * * * * * * * * * * * * * MicrosoftInternetExplorer4 * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * */* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Normale Tabelle"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-qformat:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin:0cm; mso-para-margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-theme-font:minor-fareast; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin; mso-bidi-font-family:"Times New Roman"; mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}Перелётные птицы.
2009 Irina Liebrecht

Мы перелётные птицы
Из Германии в Россию *летели гнездится
Вили там свои мы гнёзда
И родными стали Волжские нам звёзды
Птенцов в просторах Волжских мыростили
Новой Родине как могли служили,
Но уже в кровавые тридцатые
Многие из нас были зеки полосатые
Невинные—застрелянны
Семьи в Нарым переселянны
В сорок первом *снова мы врагами стали
Так решил товарищ Сталин
По приказу как изгои в Сибирьсосланы
Проклятья России вслед посланы
Молчаньем задушены, *
И запуганы и замучены
Кто растрелян, кто от голода
Помер ,
Кто от холода
Но и там опять свои мы вилигнёзда
И в Сибири родными стали звёзды
И птенцов опять ростили
В немецко- русском стиле
И опять служили новой Родине
И были годы пройдены....
Только всё немного утряслось
И опять переселенье началось
Из России мы летим в Германию
* * * * * * * * *вить гнёзда,
Чтоб родными стали предков звёзды
И опять птенцов мы ростим
И здесь живём не гостем
Понемногу приживаемся
И всё также унижаемся
И опять мы служим и стараемся
Уезжать не собираемся?

[Irina Liidv]

Normal *0 * * *21 * * *false *false *false * *DE *X-NONE *X-NONE * * * * * * * * * * * * * * * * * * * MicrosoftInternetExplorer4 * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * */* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Normale Tabelle"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-qformat:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin:0cm; mso-para-margin-bottom:.0001pt; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-theme-font:minor-fareast; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin; mso-bidi-font-family:"Times New Roman"; mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}

Солнцеутром ранним всходит.
БудитКараман реку.
Ветернежный, летний по
Боаро бродит
Ислышится далёкое "Ку-ку"

Новыйдень и всё обычно,
Просыпаетсянарод.
Всёродное и
привычно
Стадопереходит брод.

Ветер мельницу тревожит
изаводит жернова.
"Добрыйдень прохожий!
Как твоидела?"

Ветруесть где разгуляться,
В сад ссиренью может заглянуть,
Засобаками погнаться
Илистарый тополь гнуть.

Распускаютсятюльпаны.
Красота *- не описать!
Этородина дедов, отца и мамы,
Окоторой я хочу вам рассказать.
2007 Irina Liebrecht

[Аlexander]

hinzugefugt von Emma Meier
Bettelkind in Sibirien, 1942 ( Reinhold Frank)
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Es trippelt und stolpert bei Sch nee und bei Wind
auf sibirisch en Wegen ein deutsch es Kind.
Die Eltern, die nahm man ihm weg mit Gewalt,
u n d Oma liegt krank, und der Ofen ist kalt.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Drei Tage kein Brot mehr im ganzen Haus -
da trieb es der Hunger zum Bett eln hinaus.
Fremd ist ihm die Sprach e im weltfremden Ort,
es kennt nur ein einziges russisch es Wort:
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Statt „Brot“ sagt‘s jetzt „Chleb“,
und sein Handch en streck t‘s vor,
steht frierend vergebens vor manch fremdem Tor.
Man sto?t es und jagt es mit Drohungen fort:
„Versch winde, Verfl uch ter, zieh weg aus dem Ort!“ * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *Ihm sch windelt vor Hunger,
die Kraft geht ihm aus,
der Abendwind sch iebt es zum Dorfe hinaus.
Die Nach t ist so dunkel und frostig der Wind,
sibirisch e Stra?en gefahrenreich sind.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Der Sturm rast voruber. Die Wolken ziehn ab.
Am Wegrand erstarrt liegt ein Kind ohne Grab,
sein fl ehendes Handch en zum Himmel gereck t,
von sch neewei?em Leich entuch gnadig bedeck t.
13.08.2011 10:34

[Аlexander]

hinzugefugt von Emma Meier
Alexander Jost
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Waldsoldaten
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * Hier im truben Nadelwalde
ist der Iwdellag gebaut,
Wo wir fern von unsrer Heimat
Hinter Stach eldraht verstaut.
Wir sind die Trudarmisten.
Bewach t von Rotarmisten
Im Wald.
Morgens ziehen wir die Sch litt en,
In den Wald zur Arbeit hin.
Laden sie mit dick en Stammen,
Doch zur Heimat steht der Sinn.
Wir sind die Waldsoldaten,
Die Stamme aufgeladen
Im Wald.
Viele sind im Wald gestorben,
Wo sie ruhen ohne Grab.
Ihre Frauen voller Sorgen
Warten auf den Siegestag.
Es waren Waldsoldaten,
Die nich t einmal begraben
Im Wald
Сегодня 21:35

[Мария Гакштэ]

Тайга, болота с двух сторон
И узкая полоска суши.
На ней барак. В бараке том
Тянулись к свету наши души.
Полати, печка, лавка, стол,
Два сундука и два окошка.
Портреты в рамках. В щелях пол.
И под полатями картошка.
Двор, сеновал, конюшня, крыша,
Колодец, огород, забор.
Мы до сих пор тем миром дышим,
Хоть столько лет прошло с тех пор.
Через дорогу - зона, вышки,
Вокруг колючая стена.
Под громкий лай собак был слышен
Нестройный топот ног с утра.
В фуфайках, ежась от мороза,
Все с пятьдесят восьмой статьей,
Шагали в лес "враги народа",
Их злобно подгонял конвой.
Мы под конвоем не ходили,
Но знали, что и мы "враги".
"Фашисты", - вслед нам говорили.
А раньше были "кулаки".
Нам лапти хорошо знакомы,
Вши, гниды, блохи, комары,
Паек, советские законы
И тучи жгучей мошкары.
По тротуару в три дощечки,
По шпалам шел наш детский путь
От Сарагулки до Поречья -
Учились выжить как-нибудь.
Здесь мы прощались с нашим детством,
Темнели мамины глаза,
Нас уносила в неизвестность
Железных рельсов полоса.

[Мария Гакштэ]

А.П.КЕРН

[Мария Гакштэ]

Баллада о трудармейцах.
Их жизнь уже сама сложила повесть,
Её бы не пропеть, а прокричать,
Взрывая чью-то чистенькую совесть,
Привыкшую не спорить, и молчать.
Какая получилась бы баллада
Из детских слез, из песен и молитв!
Здесь лишних слов выдумывать не надо,
Здесь каждый звук с людской судьбою слит.
Скорбя, поем о щупленьких подростках,
С лопатами прошедших пол тайги,
В пятнадцать лет, увы, понять непросто,
Что трудармейцы вовсе не враги.
О Венцеле, который стал Венцовым,
О генрихе, под именем Андрей,
О том, какие тяжкие засовы
В бараках трудармейских лагерей.
Их жизнь уже сама сложила повесть,
Её бы не пропеть, а прокричать,
Взрывая чью-то чистенькую совесть,
Привыкшую не спорить и молчать.
И лишь надежды слабое дыханье
Тепло несет в озябшие сердца.
Давайте, помня наши испытанья,
Споем балладу жизни до конца!
11. 12. 91 г. Л. Борисова.

[Мария Гакштэ]

Владимир Штеле * * *Выжженные временем леса * * *1.
* * * *С таким акцентом необычным,
* * * *С такой обычною судьбой,
* * * *Старик в толпе русскоязычной
* * * *Страшится быть самим собой.
* * *А я страшусь его окликнуть
* * * *И соплеменником назвать,
* * * *К заплёванной стене приникну
* * * *И буду сыд и страх скрывать.
* * *Ну, научи меня молиться,
* * * *Чтоб праздник был в душе на миг,
* * * *К каким богам мне обратиться,
* * * *Коль чужд мне мой родной язык?
* * *Клубятся тучи в небе тусклом,
* * * *Сгоревших жизней это дым,
* * * *И в храме русском я на русском
* * * *Молитву шлю богам моим.

[Мария Гакштэ]

2.
* * * *В круговерти снежной
* * * *Морок, пелена,
* * * *Силой центробежной
* * * *Душа разделена.
* * * *Мы незаметно жили,
* * * *Всё гладь была да тишь,
* * * *И всё же, всё же шила
* * * *В мешке не утаишь.
* * * *Селили на окраине
* * * *Страны и городков,
* * * *Коменданты – каины,
* * * *А землянка – кров.
* * * *Закаты и рассветы,
* * * *За забором ров,
* * * *И стали наши дети
* * * *Потомками рабов.
* * * *Меняет рабство лица,
* * * *Ах, этот робкий взгляд,
* * * *Мне бы помолиться,
* * * *В кирхе постоять.
* * * *Все мы неизбежно
* * * *Достигнем рубежа,
* * * *Силой центробежной
* * * *Раздавлена душа.

[Мария Гакштэ]

3.
* * * *Нам разрешили возродить культуру,
* * * *Но не забыть нам, как из года в год
* * * *Отмечаться шёл в комендатуры
* * * *Высланный, униженный народ.
* * *И с тех пор он безъязык и робок,
* * * *И с тех пор привычней стали нам
* * * *Не мольберты, а шахтёров робы,
* * * *И не скрипки, а прокатный стан.
* * *Возродить культуру может гордость,
* * * *Но не этих старых женщин хор.
* * * *От чего же до сих пор я горблюсь
* * * *И стыжусь чего я до сих пор?
* * *«Равноправны вы давно и сыты», -
* * * *Слышу возбуждённый чей-то крик,
* * * *Но в народе многое убито,
* * * *Коли тягостен ему родной язык.
* * *Коли сыновья спешат назваться
* * * *Именем любым, но не отца,
* * * *То уже, уже не возродятся
* * * *Выжженные временем леса.

[Мария Гакштэ]

4.
* * * *Как скуп сегодня листопад,
* * * *И на крестах всех бедных кладбищ
* * * *Я вижу отблески пожарищ
* * * *Сквозь прутья частые оград.
* * *Исполним все законы чётко
* * * *И, прут с прутом сумев связать,
* * * *Усопших оградим решёткой –
* * * *Привычней им за нею спать.
* * *Там, за стальною окантовкой,
* * * *Им будет сниться вновь и вновь –
* * * *В руках конвойного винтовка
* * * *И на губах разбитых кровь.
* * *Приподниму я лист шершавый,
* * * *Под ним откроется мне крест.
* * * *Вся трудармейская держава
* * * *Попала под оград арест.
* * *Но собирают вновь котомки,
* * * *И в даль туманную глядят
* * * *Их молчаливые потомки,
* * * *Что за оградами стоят.
* * *1978-1998.
* * * *Новосибирск-Красноярск-Кассель.

[viktor Stymp]

"АЭРОПОРТ" Эдуард Альбрандт(из книги Герхарда Вольтера"Зона полногопокоя,глава 9 "ИЗ ДВУХ ЗОЛ ВЫБИРАЮТ МЕНьШЕЕ")


Печать тоски налицах отрешенных
В глазах надеждыробкий огонёк
Мы улетаем,с наминаши жёны
Да старики,кто вземлю не полёг.
Спасибо вам завсё,товарищ Сталин:
Вы подсказали,как нам жить.
Мы ждали сороклет,мы ждать устали
Пока вернут,чтонам принадлежит.
Язык теряем,веруи обычай,
И надо что-тоделать поскорей...
Но ваш закон нанас колючкой бычит,
Как проволокой вашихлагерей.
Мы помним всё.Нестёрлось!Не забыли,
Как ни за чтозагнали нас в тайгу
Мы сосны,аболезни нас валили
И дети умирали наснегу.
Прошли сквозьсито смерти на две трети,
Рассеялись горстями по земле,
Нождали,ждали,ждали полстолетья,
Что вспомнят вдруго немцах Там,в Кремле.
Минулополстолетия,как страшно,
Что смотрят досих пор,как на врага
А время, острововнемецких наших
Нещадно размывает берега
А мы ещё надеемсяна что-то,
В глухую стенубьёмся головой.
Оставить жалкоземлю,дом работу...
И так охота бытьсамим собой.
По сути делаздесь и там чужие,
Но немцы мы и намне всё равно
Терпенью научиланас Россия,
Но чёрт возьмикончается оно!
Изверились,иснова раз за разом,
Давя могучимрёвом на виски,
Летит в закаткрылатая Люфтганза,
Уносит сердцанашего куски.
И новый реис иснова слёзы льются
Прощания по залами углам
Уходят те,а этиостаются
Душа и сердце рвутся пополам

[irina movti]

Легким росчерком пера
Указ издали:
Уезжайте навсегда
В чужие дали.
Как скотину, как врагов,
Да по вагонам.
Сколько на пути Голгоф
Для чьих-то тронов?
Два узла и сухари,
Да сумка боли.
Заключать с судьбой пари
Не нужно боле.
Память самый тяжкий груз
И самый нужный -
Он заменит девять муз
В порыве душном.
Изумрудные поля
С лазурным небом -
Это в прошлом. Все с нуля.
За ломтик хлеба
В жмурки с совестью играть,
Со смертью – в прятки.
Вместо колыбельных мать
Скрипела прялкой.
Кровью выкрашен восход
На горизонте
Эхом топота пехот,
Что там, на фронте,
В лагерном тылу стучат
Об лед обмотки.
Сдержанно уста молчат
В надрыве звонком.
Ветеранам много лет
Почет и слава,
Трудармейцам – под запрет
Свободы право.
Щедро раздала война
Медалей звоны,
Тем, кто выстоял сполна
И снова дома.
А для немцев ордена –
Рыданья, стоны,
Не по лету седина.
Мозолетонной,
Искалеченной души
Росток упрямый,
Сквозь осколки злой тиши
Проросший прямо. Валентина Шартнер

[Anatoli Miii]

Просто, пнятно - гениально!!!

[Anatoli Miii]

"пнятно" - понятно

[Anatoli Mii]

(*)
:-D
:-O :-O
(lo) :-D (lo)
:-D (md) (md) :-D
(G) :-O :-D :-O (G)
(lo) :-D (md) :-D (lo)
(md) :-D (lo) (L) :-D (md)
:-O (Z) :-D (md) :-D (X) :-O
:-D (lo) :-O :-$ :-( :-O (lo) :-D
(md) :-D (L) :-O :-D :-O (L) :-D (md)
(G) :-D (G) :-D (G) :-D (G) :-D (G)
|-(|-(
* * * * * * * * * * *Скоро Новый год!!! * * * * * * * * * * * * * * * * * * С наступающим Новым годом!!!

[Мельцер]

О, Господи, да это ведь не камень.
От него так пахнет молоком.
И в душе затрепетал надежды пламень,
А в горле встал ком.
Так вот что придумали старики!
Вот за что женщины детьми рисковали!
Они нас от болезни берегли,
Они нас от безверия спасали.
Они поняли, что мы не враги,
А просто несчастные женщины.
И чем смогли – помогли,
Поразив нас своей человечностью.
Я молча поползла по льду,
Собирая драгоценные камни.
Теперь я отвратила от них беду,
Спасая их от охраны.
А ночью в холоднейшем бараке,
На оскверненной палачами земле,
Я, немка, молилась мусульманскому богу,
Да ничего не просила себе.
Я просила старикам здоровья,
Женщинам-матерям – счастья.
Особенно я молилась за детей,
Чтобы они не видели несчастья.
Я прошла все круги ада,
Потеряла веру и друзей,
Но одно я знаю,
Что только так и надо воспитывать детей.

[Мельцер]

Мой кочующий *народ
Искал *ты доли *лучшей,
Но *не *шёл *ты через *брод
А *плыл рекой истории *кипучей
В *дороге к *волжским *степям умирал
Выживал *лишь самый *сильный
Ты мучился, терпел, *страдал,
Но *не сдавался, ставя *крест *могильный
Не *покладая рук *трудился *день *и *ночь
В *степях развёл *сады, дома *построил
Но *в сорок *первом выгнан был ты *прочь
Разве *этого * ты *удостоин?
И *вновь страдая, *брёл по миру *ты
Родных *,детей, *друзей *теряя
Оставляя за *собой могильные *кресты
Смертями *свои *годы *измеряя
Но *и замученый *тогда *
Народ *мой поднимался
Горька *была твоя *судьба,
Но *не покорным *ты *остался
И *зацвели опять *сады
В *Сибири , Казахстане
Опять *с *колен *поднялся *ты
Хоть *был убит , изранен
Многострадальный *мой народ
За что *несёшь *такое бремя?
Исхожено *тобою сто *дорог
Непокорное, *кочующее *племя
Хвалу,народ, * тебе *пою
восторгаюсь
Твоею *силой
Теперь *ты наконец *в *родном краю
Тобой *горжусь и восхищаюсь!

[ruben]

Den Nachkommen
Dominik Hollmann


По видимому при копировании текста стихотворения с другой страницы, пропали такие характерные немецкие буквы как ö, ä, ü ,ß.
Например:

Einst lebten wir im schonen Wolgalande.

wir mu?ten nach Sibirien hinaus.

Hart war der Krieg, der Hunger und die Froste.


Правильно:
Einst lebten wir im schönen Wolgalande...

wir mußten nach Sibirien hinaus...

Hart war der Krieg, der Hunger und die Fröste...

и др.

Привожу стихотворение еще раз, как в оригинале.

Den Nachkommen
Dominik Hollmann

Einst lebten wir im schönen Wolgalande.
Am Kar’man stand mein altes Vatershaus.
Da kam der Krieg. Mit Freunden und Verwandten
wir mußten nach Sibirien hinaus.

Hart war der Krieg, der Hunger und die Fröste.
Es mangelte gar oft am lieben Brot.
Doch schafften wir und mühten uns aufs Beste
und langsam überstanden wir die Not.

Jahrzehntelang verachtet und entrechtet,
aufs Schmählichste verleumdet und verkannt.
O denkt daran, ihr künftigen Geschlechter,
die ihr die Schmach der Väter nicht gekannt.

Ihr Jungen lebt in Wohlstand und Vergnügen,
zufrieden mit der Welt und eurem Aufenthalt.
Denkt ihr daran, wie viele Männer liegen
in Massengräbern dort im wilden Wald?

Kein Kreuz, kein Denkmal zeigt die Grabesstätte
und keine Tafel zählt die Namen auf
der Menschen, die vor Drangsal und vor Hunger
zu früh beendet ihren Lebenslauf.

Verfaßt Ende 60-ger Jahre
Veröffentlicht 1989

Добавлено через 19 минут
Цитируемые Аlexander'ом cтихотворения Д. Гольмана с "ü", "ö", "ü", и "ß".

Ein Traum
Dominik Hollmann

Nach langen und qualvollen Jahren
in ferner bewaldeter Schlucht
hab ich, meine Sehnsucht zu stillen,
die liebliche Heimat besucht.

Zwar weiß ich, dort darf ich nicht wohnen,
mir ist es von Oben versagt.
Wie oft hab ich das schon im Stillen
im Kreise der Freunde beklagt.

Doch scheut ich nicht Müh noch Beschwerden
und zog über Täler und Höh’n,
um einmal noch, wenigstens einmal
die Heimat, die Heimat zu sehn.

Das trauliche Mütterchen Wolga,
sie lächelt mich wehmütig an:
"Wo warst du so lange gewesen?
Was hab ich dir Böses getan?

Wahrhaftig du warst und du bleibst mir
mein armer, geächteter Sohn"-
so sagten die plätschernden Wellen.
Das war meiner Sehnsucht zum Lohn.

Mich grüßt das gebirgige Ufer
und links sich die Wiese hinzieht.
Erkenne auch manchmal die Ortschaft,
wo einst reiche Gärten geblüht.

Die Dörfer, mir einst so bekannten,
sie scheinen so fremd und verwaist...
Nur unverändert und heimisch
und friedlich die Ilowlja fließt.*

Der Karamysch schlängelt noch immer*
die hüglige Gegend entlang.
Das Rauschen der Quellen in Balzer**
gleicht uralter Freunde Gesang.

Der Karaman ist trübe und traurig,*
denn hin ist sein Ruhm, seine Pracht.
Wo sind all die fleißigen Bauern,
die er einst zum Wohlstand gebracht?

Auch unten zum Jeruslan komm ich.*
Der flüstert vertraut wie ein Kind:
Kannst du mir, o Wandersmann, sagen,
wo jetzt meine Landsleute sind?

Noch flüchtig erblick ich auch Seelmann.**
Nach Marxstadt gelüstet mich sehr.**
Da sind meine Augen verschleiert,
ich sehe vor Tränen nichts mehr.

* Karamysch, Jlowlja, Karaman (Kar’man), Jeruslan - Nebenflüsse
der Wolga und des Don, an denen die Siedlungen der Deutschen lagen.
** Balzer, Marxstadt, Seelman - deutsche Städte an der Wolga.

Verfaßt 60-iger Jahre
Veröffentlicht 1991


Mein Heimatland
Dominik Hollmann

Wo der Kar’man leise plätschernd
um den sandigen Hügel biegt,
wo die alte Trauerweide
über ihm die Äste wiegt,
wo die breiten Ackerfelder
dampfen in dem Sonnenbrand,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein liebes Heimatland.

Wo beim ersten Sonnenstrahle
sich die Lerche trillernd schwingt,
wo des Dampfers schrilles Tuten
weitaus in die Steppe dringt,
wo mir jeder Stein und Hügel
ist von Jugend auf bekannt,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein trautes Heimatland.

Wo die Kirschen purpurn glühen,
reift der Äpfel goldne Last,
wo die saftigsten Arbusen
labten uns zur Mittagsrast,
wo wir deutschen Tabak bauten,
wie kein zweiter war bekannt,—
an der Wolga, an der Wolga
ist mein teures Heimatland.

Wo mein Herz der ersten Liebe
und der Freundschaft Macht erkannt,
wo bei gut und schlechten Zeiten
ich auf festen Füßen stand,
wo mein Vater arbeitsmüde
seine letzte Ruhe fand,—
an der Wolga, an der Wolga,
ist mein wahres Heimatland.

Verfaßt 1948 als Antwort auf Erlass den Sowjetregierung
"Ihr seid verbannt auf ewige Zeiten"
Veröffentlicht 1988


Wiegenlied einer wolgadeutschen Mutter
Dominik Hollmann

Schlaf mein Kind, mein lieber Knabe!
Dunkel ist die Nacht.
Nur der Mond am Wanderstabe
hält allein noch Wacht.

An dem schönen Wolgastrande
waren wir zuhaus.
Doch man trieb mit Schmach und Schande
uns von dort hinaus.

Malte uns ‘nen schwarzen Flecken
auf die freie Brust.
Mußten leiden Greul und Schrecken,
Kummer und Verdruß.

Jeden Sowjetdeutschen nennt man
Diversant, Spion...
Schlaf, mein kleiner deutscher Landsmann!
Schlaf, mein lieber Sohn!

Und auch du, in deiner Wiege
hast schon diesen Fleck,
denn trotz aller großer Siege,
niemand wischt ihn weg:

In dem großen Sowjetlande
jedem blüht sein Glück.
Du allein bleibst ein Verbannter,
denn zum heimatlichen Strande
darfst du nicht zurück.

Viele schöne Worte sagt man
einst auch dir, mein Sohn.
Doch solang den Fleck wir tragen,
ist es schnöder Hohn.

Schlaf mein Kind, beim Silberscheine,
bist noch klein und schwach,
weißt noch nicht, warum ich weine,
nichts von Haß und Schmach.

Wachse Kind! Straff deine Sehnen!
Sei kein stummer Knecht!
Denk an deiner Mutter Tränen
und verlang dein Recht!

Verfaßt Anfang 50-iger Jahre
Veröffentlicht Ende 80-iger Jahre


Schweres Los
Dominik Hollmann

Schweres Los, mein böses Schicksal
hast mir übel zugespielt,
hast mich von der schönen Wolga
nach Sibirien hingeführt.

Nicht für böses Tun und Treiben,
nicht für eine schlechte Tat.
Keine Schuld stürzt mich ins Unglück,—
nur Verleumdung und Verrat.

Kein Verbrechen je begangen,
immer Gutes nur im Sinn.
Mußte geh’n in die Verbannung
nur weil ich ein Deutscher bin.

Längst ist jener Feind zerschlagen,
das Land von andern wird regiert.
Aber ich muß hier verharren,
widerrechtlich hergeführt.

Und ich sehn mich nach der Heimat,
frag in aller Welt herum:
Warum darf ich nicht nach Hause?
Sagt mir’s Leute! Sagt: Warum?

Verfaßt 70-iger Jahre.
Veröffentlicht Ende 80-ger Jahre